Ринат Таштабанов - Метро 2035: Воскрешая мертвых [litres]

«Круговорот дерьма в природе, – думаю я, катя тачку по снежному насту, – так и живём».

Я подхожу к купольной теплице. Внешне она напоминает юрту, только гораздо больших размеров. Рассматриваю конструкцию. Каркас теплицы сделан из металлических труб, досок и обтянут полиэтиленом. В скаты, по всему периметру, вставлены окна разных размеров, немного – штук пять – пластиковые и деревянные.

«Видно, что нашли, то и поставили», – думаю я.

Пока я рассматриваю теплицу, открывается входная дверь. На входе застывает мать Авдия. Она знаком руки подзывает меня. Подвожу тачку к теплице. Глупо улыбаюсь и говорю:

– Привет! Я Сергей.

– Знаю. Я Ксения, – строго говорит женщина, – мы уже заждались, пока вы тащились.

– Можно на ты, – я стараюсь быть вежливым, хотя внутри всё закипает.

– На вы, – рубит Ксения, – заходите, я покажу, что надо делать.

Чуть нагнувшись, я прохожу внутрь строения. Внутри тепло. Под потолком висят лампы. Приятно пахнет зеленью. Оглядываюсь. Вижу, что внутри теплица разбита на три сектора, в каждом из которых стоят сбитые из досок грядки. Вверх от них тянуться стальные тросы. По ним вьются растения. Из всех видов узнаю только томаты, пусть и небольшие, но вполне себе годные помидоры размером с абрикос. У грядок, согнувшись или сидя на карачках, копошатся женщины и дети. Они что-то перебирают руками, или взрыхляют грунт маленькими, точно игрушечными тяпками.

– Идёмте уже, – голос Ксении напоминает мне манеру общения учительницы с нерадивым учеником, – нужно будет занести удобрения и засыпать их вон туда, – женщина указывает на деревянный ящик. – Носить в вёдрах. Понятно?

– Да, – киваю я, – понял.

Судя по тому, как Ксения уверенно ведёт себя, она здесь главная и привыкла командовать.

– Как закончите, привезёте ещё, я потом скажу, что ещё нужно сделать, – замечаю, что разговаривая со мной Ксения старается стоять подальше. Видно от меня прилично разит. Женщина уходит.

Я начинаю таскать удобрение. Остальные женщины меня точно не замечают. Только ребятня бросает любопытные взгляды. На третьей ходке, пока я вываливаю груз в ящик, меня кто-то дергает за куртку. Поворачиваю голову и вижу Авдия. На меня смотрит пара широко распахнутых внимательных глаз. Чумазое лицо тронуто болезненной бледностью. Запахнутый в явно перешитую с большего размера ватную куртку и перевязанный под мышками шерстяным платком, затянутым на голове, он мне напоминает ребёнка с чёрно-белого фото блокадного Ленинграда.

– Ты грешник? – вопрос ребёнка меня застаёт врасплох.

– На…верное… – чуть ли не по складам мычу я, замечая, что остальные бабы, другого слова я просто не нахожу, в этот момент зло поглядывают на меня.

– Я тоже, – пацан снимает рукавицу и протягивает мне руку.

– Ты же Авдий? – спрашивая, я чувствую, как в моей ладони тонут хрупкие, перепачканные в земле пальчики. – Я видел тебя, когда меня привёз Яр.

– Да, – мальчик задумывается, затем забрасывает меня вопросами: – А ты откуда? Издалека? Расскажешь, что там?

Пока я придумываю, что ответить, слышу окрик:

– Авдий! – на пороге теплицы стоит разъярённая Ксения. – Я же говорила тебе!

– Ну мам!.. – канючит мальчик. – Я только хотел…

– Никаких но! – строго говорит Ксения. – Марш работать, а вы, – женщина обращается ко мне, – не смейте разговаривать с моим сыном, и даже не подходите к нему!

– Да я же ничего… – тараторю я, – не сделал!

Ксения поджимает губы, затем выпаливает:

– Из-за таких, как вы, мы прогневили бога, и он проклял нас! Мало у нас грехов, теперь ещё вы! – и добавляет: – Я знаю, чем вы занимались! Убийца!

Я ждал чего-то подобного, поэтому не удивился. Хочется оправдаться и выкрикнуть, что в день Удара я был обычным сопливым пацаном, а стрелял в людей, только когда они хотели убить меня, но вместо этого я, понимая, что Ксения только этого и ждёт, равнодушно спрашиваю:

– Если я здесь больше не нужен, то я пойду в ангар?

Женщина резко машет рукой.

– Идите уже.

Я выхожу из теплицы, стараясь забыть о несправедливой обиде, но не могу…

– Ну, как отработал? – спрашивает меня Николай.

– Нормально, – тяну я.

– С Ксюхой познакомился? – Николай улыбается. – Бешеная она, да?

– Наверное, у неё есть причина ненавидеть меня, – отвечаю я, очищая тележку от удобрения, – я её не виню.

– А у тебя и права такого нет! – неожиданно рявкает Николай. – Не тебе её судить!

– Даже если она говорит чушь? – чувствую, как во мне закипает ярость.

– Она ненавидит не столько тебя, сколько оружие и тех, кто к нему причастен, – Николай смотрит на меня сверху вниз, – её муж недавно погиб при атаке летунов. Он был в отряде отверженных, тех бойцов, которые сидят в трапезной отдельно от всех.

«Летуны, отверженные? Кто это?», – я чувствую себя словно снова оказался в школе, на уроке химии, и ни слова не понимаю из того, что говорит учительница.

Видимо эти вопросы отразились на моём лице. Николай поясняет:

– Летуны – это огромные твари – мутанты, похожи на летучих мышей.

До меня доходит.

«Демоны, – думаю я, – интересно, как они справляются с ними без огнестрела?»

– А отверженные это те, кому разрешено иметь оружие.

– В смысле?

– Тебе ещё не рассказали? – в свою очередь удивляется Николай.

– Нет, – я мотаю головой.

– Тогда идём на улицу, покурим, а то здесь орать приходится.

Мы выходим из ангара. Николай раскуривает трубку, затягивается и, выпустив терпкие клубы дыма изо рта, передаёт её мне.

– На, попробуй, не настоящий табак, так смесь из трав и щепоть чая, но всё же лучше, чем ничего.

Я не отказываюсь. Тоже затягиваюсь. Во рту горчит. Дым тяжелый, мутный, с кислинкой, смесь немного даёт по башке.

– В той жизни, – смеётся Николай, глядя на меня, – я бы на такую дрянь даже не посмотрел, не то что курить. Я и сигареты бросил, а после войны видишь опять смолить начал.

– А как на это смотрит настоятель монастыря? – задаю я давно интересующий меня вопрос.

– Закрывает глаза, взяв слово, что я не буду курить в обители, – отвечает Николай. – Ты не подумай, он не упёртый фанатик, старик дельный, понятливый, но разговаривая с ним, я иногда теряю веру в человечество. Знаешь – это страшное ощущение, когда знаешь всё наперёд и ответ на любой вопрос. Жизнь такая штука, не всё подчиняется…

– А кто такие отверженные? – я меняю тему разговора.

– Воины, – резко отвечает Николай, – мы их только так между собой называем, как в книге Виктора Гюго, читал?

Я машу головой.

– Неважно, – Николай втягивает носом выпущенный дым. – Только им в обители позволено иметь оружие и в случае необходимости убивать. И больше никому, – мутант смотрит на меня, – я вижу интерес в твоих глазах. Не стоит. Они добровольно пошли на этот грех.