Александр Быченин - Чёрный археолог: Чёрный археолог. По ту сторону тайны. Конец игры (сборник) [litres]

– Двести человек! Двести! За один миг!

– И что? Я пострашнее вещи видел, – отмахнулся майор. Задумался на секунду. – На том же Ахероне, например. Когда атаку аборигенов отражали. Не приведи господь тебе, Паша, в такое вляпаться. С твоей тонкой душевной организацией ты бы точно с катушек съехал. Кстати, давно хотел спросить, ты зачем вообще в дипломаты подался? По зову души, или как?

– По зову.

– А почему не в армию? Порядки-то, почитай, одинаковые.

– Не хотел кровь лить.

– Ясно.

– Чего тебе ясно?!

– Чего вызверился? Все мне с тобой ясно. Гуманитарий ты, но со склонностью к порядку. Германцев в роду не было? Нет? Ну и ладно. Но я тебе так скажу, друг Пашка: мы с тобой родственные души.

– Чего?!

Видимо, что-то такое отразилось у меня на лице, потому что Тарасов нахмурился и укоризненно покачал головой:

– А вот этого не надо, Паша. Я не убийца. Убивать, конечно, приходилось, и неоднократно, но только по долгу службы. Это неприятная… какой там! – омерзительная, но неотъемлемая часть моей работы. Потому что если не мы, то кто? Ты же не будешь отрицать необходимость армии? Вот и я о том же. Мы – инструмент поддержания мира. Впрочем, как и вы, дипломаты. Цель одна, средства разные. Отсюда разница в подходе и душевном складе, но и великая общность притом. Уловил?

– Не совсем.

– Мы делаем одно дело. Армия, конечно, поэффективней будет… чего лыбишься?

– Смешно, – пожал я плечами. – В мирное время тоже?

– Ну да, загнул, – согласился майор. – Один хрен. Короче, Паша, ты не воин. И не станешь им никогда, несмотря на всю свою крутость и навыки. У тебя стойкое отвращение к насилию.

– Скажи это тем, кого я отметелил.

– Сравнил! Одно дело морду набить, другое – врага изничтожить под корень. Второе – не для тебя. И в этом твоя главная ценность. Ты еще человеческий облик не потерял. Так что оставайся, друг Пашка, верен себе. Плюй на всех, и особенно с Пьера пример не бери. Он совершенно другой.

– Какой?

– Опасный.

– И?..

– Вы хотите поговорить об этом? Доктор Тарасов к вашим услугам, – ухмыльнулся напарник. – Приемные часы с десяти до тринадцати ежедневно, кушетку приносим с собой.

– Да ну тебя!

– Ага, ну меня. Приехали, кстати.

В капитанском логове на этот раз было непривычно тихо – сам Виньерон как обычно восседал в кожаном монстре, прихлебывая – сюрприз! – виски со льдом, Олег с Галей расположились в гостевых креслах (пару таких же заняли мы с майором), а прямо напротив дражайшего шефа на краешке стула пристроилась непривычно тихая, едва сдерживающая слезы Юми. На девушку присутствующие старались не смотреть, один лишь Петрович проявил милосердие – улегся у ее ног и ободряюще урчал.

– Ну что ж, все в сборе, – нарушил тяжкую тишину Пьер. – Теперь можно и поговорить. Юми, девочка моя, скажи мне только одно – почему?

Админша, уже не вызывавшая ассоциаций с героиней аниме – по причине довольно жалкого вида – вдруг всхлипнула в голос:

– Дядя… Его взяли люди из клана Симадзу.

– Ну, вот все и прояснилось… – вздохнул Виньерон. – А что же сразу ко мне не пришла? Мы бы помогли.

– Нет, – помотала головой Юми. – Они его взяли, когда мы в той системе были, где таурийский корабль нашли. Помните, Паша в Сеть выходил? Вот тогда мне и пришло сообщение. И видеоролик. Так что мне пришлось. Простите…

– Понять – могу, – обронил Пьер, – простить?.. Да, черт возьми! Но вот доверять тебе – увы. Придется, девочка моя, взаперти посидеть. А когда вернемся в обитаемые места, возьмешь расчет.

– Это вряд ли.

– Почему? Ты еще молода, устроишься как-нибудь.

– Они убили дядю. И я теперь для клана Симадзу кровный враг. Так что мне спокойной жизни не будет.

– Почему ты так уверена, что Ватанабэ мертв?

– Это было одним из условий. Если «Великолепный» вырвется из ловушки, заложника убьют. А вы, Пьер, не только вырвались, вы еще и два корабля уничтожили. За это уничтожат меня. Так что у меня только два пути – или остаться с вами, или просить защиты у федералов. – Юми, только что нерешительная и практически убитая горем, вдруг подобралась и решительно сузила глаза. – Какой вас больше устраивает, капитан ?

– Никакой, – не повелся шеф. – Первый отпадает однозначно – веры тебе больше нет. А второй… иди к федералам, пусть они тебя защищают. Мне ты все равно особо не повредишь.

– А если у меня на вас компромат есть?

– Не исключаю такой возможности, – хладнокровно воспринял угрозу Пьер. – Но и у меня есть кое-что. Вернее, кое-кто. Да, Александр?

Тарасов сочувствующе глянул на Юми и нехотя кивнул.

– Вот видишь, есть только один путь, – подвел итог дражайший шеф. – Тебе остается лишь с ним согласиться и не усугублять собственное положение. А для этого всего-то и нужно ответить на мои вопросы.

– Спрашивайте.

– Что ты успела разболтать?

– Когда именно?

– Та-а-ак! – потемнел ликом Виньерон. – Объяснись.

– Люди Хромого Хидео вышли на нас уже давно, давили на дядю, угрожали расправой надо мной и его братом с семьей. Брат когда-то тоже был якудза…

– К черту подробности. Это вы нас заложили, когда мы за Джейми отправились?

– Да…

– И на Евгению их навели?

– Да. Мы так и не смогли выяснить, что вы узнали на Находке, пришлось искать рычаги воздействия на Пашу.

– Но тут вы просчитались. Он проявил не присущую ему обычно решительность и смекалку.

– Спасибо, патрон.

– Не за что. Продолжай, Юми.

– Нечего продолжать. Мы провалили задание на Геркулесе, и Хидео не понравилось, что мы действуем неэффективно. В его понимании, конечно. И он взял дядю. Дальше вы все знаете.

– Хорошо, девочка. Считай, что наша договоренность действует. Поживешь взаперти, потом мы тебя высадим на первой же планете Федерации.

– Спасибо, Пьер. – И всхлипнула, снова превратившись в жалкое подобие себя самой: – Как же мне теперь… одна… без семьи…

Да, трагедия, особенно для восточного человека. Клановость, без нее никуда. И никак. Ч-черт, а ведь ей еще про Гюнтера не сказали!

– Пьер, а что будет с… Гюнтером?

Ну вот, сглазил.

– Крепись, моя девочка. – Против ожидания, Пьер не отвел взгляд – видимо, посчитал, что лучше горькая правда. – Он застрелился. От стыда.

И только теперь Юми проняло по-настоящему – до слез и истерики.

Где-то в открытом космосе,

борт фрегата «Великолепный», 10 марта 2542 года, день

– Жаль, – вздохнул Пьер, когда за доком Шульцем, сопровождающим безучастную ко всему Юми, закрылась дверь. – Не ожидал я такого, увы.

– Всем сейчас тяжело, Петр Михайлович, – подала голос доселе молчавшая Галя. Уставший от переживаний Петрович перебрался к ней на коленки и сибаритствовал, подставив холку под ласковую девичью ладонь. – И горько. Но… они сами сделали свой выбор. И им… то есть ей, конечно… еще тяжелее. Я, кажется, понимаю Гюнтера. Почему он… поступил так, как поступил. Да и Юми… не знаю, что хуже.