Дмитрий Силлов - Якудза [трилогия]

Только Мастер стихии Пустоты может действовать, не обращая внимания на границы пространства и времени. До сих пор сам Мастер не был уверен, до конца ли он постиг Величие Пустоты.

Граберт же знал, насколько он далек от этого.

И Мастер был единственным в этом мире, кто мог бы указать ему Путь.

Это Граберт тоже знал наверняка.

«Да, Учитель», – на долю секунды позже, чем следовало, послал мысль Граберт, доставая из планшета конверт и протягивая его Мастеру.

Левой рукой.

Их пальцы соприкоснулись лишь на мгновение.

«Почему левой?» – пришла запоздалая мысль.

И вслед за ней – укол в тыльную сторону ладони.

Мастер усмехнулся.

Ну конечно.

Перстень с изображением мертвой головы наверху на самом деле был не просто высшей наградой рейхсфюрера СС за заслуги перед Третьим рейхом. Способный Ученик превратил его в боевое кольцо-какутэ с шипом на обратной стороне, отравленным ядом торикабуто. Граберт и вправду был лучшим. Любое другое кольцо вызвало бы подозрение. Но не высшая награда умирающей родины Ученика. Ведь и родина Мастера сейчас тоже тонула в огне…

Граберт склонил голову в ожидании удара.

«Почему торикабуто? Ты хочешь умереть вместе со мной?»

Граберт поднял голову и бросил на Мастера взгляд, полный недоумения.

«Есть гораздо более быстрые яды. Почему торикабуто?»

В глазах Граберта промелькнуло отчаяние.

– Воин, потерявший господина, становится ронином, – хрипло проговорил он вслух. – Воин, предавший господина, зовется урагири 49 49 Урагири (яп.) – «предавший долг». Предатель. . Но господ может быть много, а истинный Учитель всегда один. Воин, убивший своего Учителя не в бою, не имеет названия. Он просто перестает быть воином.

Мастер улыбнулся. Полная маскировка перестала иметь смысл. Он умирал. И его ученик тоже готовился умереть.

– Ты убил Учителя, но ты выполнил приказ и не предал господина, – произнес он. – Хотя господин предал тебя.

Граберт бросил на Мастера непонимающий взгляд.

– Он знал меня, знал тебя и решил, что мы убьем друг друга, – сказал Мастер. – Но ты будешь жить.

– А надо ли? – прохрипел Граберт.

– Надо, – кивнул Мастер. – Адольф не достигнет Новой Швабии. Зато ее достигнешь ты.

– Но, Учитель!

Седзи между двумя мирами приоткрылось. Страна Токое звала к себе Мастера.

Он покачал головой.

– Ты принес?

– Да.

Из-за пазухи Ученик достал изогнутую палку, выкрашенную в траурный белый цвет, и с поклоном протянул ее Учителю.

В ответ Мастер протянул обратно конверт с номерами банковских счетов.

– Возьми. Тебе это понадобится.

Ученик принял конверт не прекословя. Воля умирающего – закон для остающихся жить.

Мастер взял палку обеими руками и сдернул ножны со скрытого лезвия.

Кусунгобу. Самурайский кинжал для совершения сэппуку. Реликвия, передаваемая из поколения в поколение.

Клинок вошел легко, освобождая ками из плена несовершенной плоти.

– Ты достигнешь Новой Швабии. Это… моя последняя… просьба, – сказал Мастер, сбрасывая с себя тело, словно старую, изношенную одежду.

В глазах Граберта стояли слезы.

«Жизнь не стоит слез, – прозвучало в его голове. – Мы еще не раз встретимся на Пути Синоби».

Бывает, возникает такое чувство – ты знаешь, что на тебя смотрят. И очень хочется обернуться. Вроде лежишь носом к стенке, пригрелся, кайф, одним словом, – ан нет, так и подмывает разворошить свернутую из одеяла теплую скорлупу и глянуть через плечо. Хотя доподлинно знаешь, что нет там никого и быть не может.

И все же Виктор обернулся…

Она сидела на старом ящике и смотрела на него.

Виктор мог бы поклясться, что с той самой минуты, как он в очередной раз очнулся на лежбище Коляна в знакомом сарае, ни одна живая душа не переступала порога. Однако факты – вещь упрямая.

Такие глаза он видел лишь однажды в японском мультике про каких-то летающих суперменов. Там они принадлежали девчонке, которую поначалу все шпыняли, а потом она круто мстила вражьей силе. Чем дело кончилось, Виктор не досмотрел – скука одолела. Да и потом, на фига здоровому мужику импортные сказки про японских школьниц с фигурами Памелы Андерсон и глазищами, которых не бывает в природе.

Однако – вот оно. Бывает. Правда, что за фигура у девчонки, было не разобрать. На ней мешком висел какой-то балахон типа матерчатого комбинезона, как минимум на размер больше того, что было нужно. И сама она была от силы годов шестнадцати от роду – маленькая-маленькая. Такой в школе за партой сидеть надо, а не мужиков в сарае разглядывать, пока те от новых трендюлей в себя приходят.

«И неудивительно, что не услышал, как она вошла, – подумал Виктор. – В ней весу поди пуда два от силы».

А вслух сказал:

– Коннити ва, о-гэнки дэс ка? О-намаэ ва? 50 50 Привет, как дела? Тебя как зовут? (яп.)

И ничего не понял.

«Господи, что я несу?»

И вдруг он вспомнил…

Совсем недавно, в том, последнем, сне про разрушенный город и подлого переодетого фашиста он говорил и думал на японском языке!

Он был тем Мастером!

Он знал и умел все, что знал и умел тот человек из сна… нет, скорее бреда, беспамятства, в который его отправил своим окриком человек в черном. Потому что не могут быть настолько реальными сны!

Не могут!

Не могут!!!

– Хай, о-кагэсама-дэ, – ответила девчонка. Ее глаза стали еще больше от удивления, хотя казалось, что больше уж некуда. – Ватаси ва Майуко дэс. О-гэнки дэс ка? 51 51 Благодарю, все хорошо. Меня зовут Майуко. Как вы себя чувствуете? (яп.)

Виктор был близок к панике и ничего не понял из того, что сказала девчонка. Ему показалось – еще немного, и он сойдет с ума. Обхватив виски руками, он зажмурился и застонал.

– Нан дэс ка?! 52 52 Что случилось? (яп.) – бросилась к нему девчонка.

– Отстаньте вы все от меня, – простонал Виктор. – Ни хрена я по-вашему не понимаю! Дайте с ума сойти спокойно!

Послышался шорох отодвигаемой в сторону двери. Голос Коляна что-то проворчал по-японски, девчонка пискнула в ответ и убежала.

– Чо, братуха, опять довыпендривался? Сильно колбасит? – осведомился Колян.

– Не то слово, – простонал Виктор. – Башка гудит, сны снятся про японцев. И еще я по-ихнему говорить начал.

– Так это нормально, – сказал «братан», вновь ставя рядом с Виктором карликовый столик. – Сны всем снятся, а с волками жить – по-волчьи выть.

И добавил что-то на японском.

Виктор ничего не понял.

– Прикалываешься, да?

– Стало быть, говорить еще не начал, – философски отметил «братан», присаживаясь на пол рядом со столиком. – Ты хоть знаешь, на кого ночью наехал?

– На гада, который меня прессанул, – проворчал Виктор. Гудение в голове и боль в висках мало-помалу начали проходить.