Андрей Совинин - Эволюция: Битва за Утопию. Книга псионика

Они прониклись ко мне особым почтением, когда я сказал, что был знаком с ним лично. С тех пор я почти всегда был первым, если не считать Амбала, кому сообщали последние известия. Я слушал их рассказы о невиданных раньше подвидах тварей, о вылазках Легиона, о немудреных политических событиях, которые сводились к разборкам между разными мелкими бандами, о проповедниках нового культа, которых видели в самых заселенных пауками местах. Я кивал головой, цокал языком и, если очередная байка особенно понравилась, ставил им по кружке какой-нибудь бурды за свой счет. Но все эти ужасы казались мне чем-то далеким, мало ко мне относящимся, как новостные выпуски, которые я иногда смотрел на Земле краем глаза.

Короче говоря, я стал слишком самонадеян и чересчур расслабился. Может быть, на прежней Утопии это и не было пороком, но теперь беспечность безнаказанной не оставалась. И я был наказан.

Я уже подумывал завершать – передо мной высилась горка расплющенных и начищенных гильз, заменявших здесь фишки. Пора было выходить из игры, менять выигрыш на жратву и патроны у хозяина заведения – вспыльчивого темнокожего Тафари, густо иссеченного рубцами ритуальных шрамов. А потом можно потихоньку отползать в наше логово, чтоб спокойно дожидаться следующего вечера.

Остальные участники партии явно были недовольны происходившим, но поделать ничего не могли. Сидевший напротив вожак какого-то из отрядов мародеров, похожий на стервятника, нервно скреб стол лапой паука, заменявшей ему протез. Он делал вид, что пытается скрыть неуверенность в своих картах, хотя на самом деле просто хотел обмануть нашу бдительность. Строил из себя неудачника, но очень надеялся на свой стрит. Неплохо, но только не против моего флеша.

Второй партнер, толстяк, торговавший просроченными консервами, отчаянно блефовал с двойкой на руках. Ему тем более ничего не светило. Откровенно говоря, мне было скучно, я с трудом удерживался от зевков. Мы вскрылись. Для меня сюрпризов, естественно, не было. Однорукий же от злости воткнул свой хитиновый коготь в столешницу. Но что тут поделаешь? Игра! Все вопросы к ее величеству Фортуне, а с ней он пусть сначала за потерянную конечность рассчитается. Толстяк заныл: «Опять ограбил, подчистую раздел… Отыграться дай! Последнего лишаешь…»

Я ничего не отвечал, надеясь, что суровая рожа Амира быстрее лишит желания настаивать на продолжении. Для этого здоровяку слова были не нужны, и он действительно молчал. Зато неожиданно я услышал другой голос. Знакомый. Слишком знакомый.

– А чего ты ждал, жирдяй? Не понял, что ли, с кем вы играть сели? Он же пси!

Как будто холодное щупальце забралось за шиворот и скользнуло вдоль позвоночника. Не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто это сказал. Сейчас за моей спиной светился в полутьме череп, вытатуированный на лице мексиканца.

– Что уставились? Точно говорю, я его знаю. Пси, который в башку залезает. Карты ваши насквозь видит!

Толстяк удивленно выпучил глаза, нижняя губа отвисла. Зато однорукий не размышлял ни секунды – уцелевшей конечностью он вытащил из-за пояса пистолет, а острый крюк протеза направил мне в переносицу.

– Ах вот как! То-то я смотрю, что дело нечисто! За такое знаешь, что с тобой будет, тварюга?!

Вокруг загудели. Предчувствуя что-то интересное, к столу потянулись рожи изо всех темных углов. Тафари тоже уже был рядом. В руках он держал автомат «Мститель», обклеенный какими-то вудуистскими амулетами, и гневно вращал белками глаз.

– У Тафари дома так не делают! Тафари пси за стол не пускает! Тафари за такое смерть делать будет!

– Что за бред? Ты откуда знаешь? Ты сам-то кто вообще такой, красавчик? – это ревел уже мой товарищ. Я осторожно повернулся вполоборота, стараясь не терять из виду однорукого. Амир грозно наскакивал на Рохо, а тот стоял, невозмутимо скрестив руки на груди, и только недобро скалился, показывая острые зубы. Амир был выше его на голову, но от мексиканца исходила такая нешуточная угроза, что она держала здоровяка на расстоянии, как невидимое силовое поле.

– Кто я такой? А давай спросим. Эй, ребята, скажите ему, кто я такой… – Мексиканец огляделся по сторонам.

– Это Рохо. От Рохо правду не скроешь, бро. Когда Амбал правду хочет – зовет Рохо. Тафари один раз хотел обмануть Амбала. Никто про это не знал, а Рохо узнал! – Африканец потряс кистью, на которой не хватало мизинца. – Тафари навсегда запомнил, что Рохо нельзя обманывать. Если Рохо сказал, что ты пси, значит, ты – пси!

Амир не сдавался, хотя в голосе появились предательские неуверенные нотки.

– Ну и что? Может, и пси, ну и что? Карты тут при чем? Он пауков издалека чует, что есть, то есть. А игры это не касается!

Рохо только пренебрежительно отмахнулся:

– Касается, касается… Он еще на Земле игрой зарабатывал. Потом его на чистую воду вывели, вот он сюда и сбежал. – Ухмылка Рохо становилась все шире.

Он загонял меня в угол, наслаждаясь ситуацией. Чем мне все это грозило, было понятно. Прострелят башку. Выбросят паукам. Перережут глотку. В такие обвинения верят охотно, особенно те, кто хочет вернуть проигрыш. Да и остальным развлечение не помешает. Амбал наказывал за убийства без повода в Цитадели, но сейчас казнили с благословения его близкого подручного. Рохо же избавится от свидетеля, и никто не расскажет о его телепатии. Амбал-то о ней до сих пор не знает, иначе бы к себе и близко не подпустил. Невидимая петля захлестнула мое горло, виски сдавило, я не мог издать даже хрипа. Это Рохо перекрыл мне кислород для надежности.

– Смотрите, ему даже возразить нечего!

В глазах темнело, обзор сузился, как будто я смотрел через какую-то трубу. Мои руки, лежавшие на столе, казалось, были где-то очень далеко. Я постарался пошевелить пальцем и не смог. Сейчас он весил тонну. Со стороны все это, наверное, выглядело, как будто я сокрушен обвинением и даже не пытаюсь оправдаться. Да и что бы я сказал? Что меня обвиняет телепат? А что бы это изменило?

Передо мной лежали мои карты, рубашками вверх, но мне показалось, что с каждой ухмыляется череп Рохо. Как будто в Таро мне выпало сразу пять карт «Смерть». Тревожная карта, особенно если понимать ее буквально. Правда, в Таро обычно подразумевался не окончательный финал, а некая кардинальная трансформация, преображение, пусть и ценой больших потерь. Но так можно было бы утешать себя в какой-нибудь другой ситуации, а тогда я уже прощался с жизнью.

– Хватайте его! И большого тоже!

Все снова взревели. Амир что-то рыкнул и тут же заткнулся, наверное, ему приставили нож к горлу. Мне в затылок уперлось что-то твердое и холодное.

– Не здесь, не здесь, бро! У Тафари все должно быть спокойно! На улице! На улице!