Владислав Морозов - Охотник на вундерваффе

Снаряд или снаряды всколыхнули воздух относительно близко. Меня не задело, и я не упал, но по ушам ударило столь сильно и резко, что на какое-то время я практически оглох, ощутив в носу явственный запах крови.

Стреляла дальнобойная еще или же нет, я уже не видел, а слышать разрывы я тоже не мог. Добежав (подозреваю, в данном случае «добежал» для меня означало скорее «дошел» или «доплелся», и со стороны все это выглядело именно так) до деревьев, я медленно пошел по лесу, пытаясь ориентироваться на ту сторону, откуда мы начинали свою атаку.

С ориентацией в лесу у меня, как и у всякого другого городского жителя, было плохо, поскольку какие-то еще видимые ориентиры (главный их которых – деревня и дымы над ней) я очень быстро потерял из виду. Наступив на кучу прелых листьев, я съехал на заду в какой-то неглубокий овраг и какое-то время брел по нему, не видя по сторонам вообще ничего, кроме корней деревьев. Потом догадался вылезти наверх, но это мало что изменило. Хождение по осеннему лесу – это вообще занятие не из приятных, а тем более если это отечественный лес и тебя, похоже, действительно контузило.

Сильно мутило и тянуло блевать, деревья вокруг двоились и троились в глазах, буквально за каждым кустом мерещились какие-то люди с оружием, а воображение послушно дорисовывало в мозгу облаву из эсэсовцев с овчарками на поводках, которая неотступно идет по моим следам. В какой-то момент мне даже показалось, что я слышу собачий лай, но легкое потряхивание головой показало, что в моих ушах стоял всего-навсего какой-то временами противно булькающий шум.

В довершение ко всему в какой-то момент и без того серое небо потемнело совсем и с него повалил густой мокрый снег.

Видимость резко ухудшилась (да что там – стала почти нулевой), и я, похоже, окончательно заблудился. Во всяком случае, довольно долго я, спотыкаясь, брел сквозь этот снег, который как-то не очень-то и таял, откровенно плутая меж деревьев и кустов.

Мне было все так же плохо, а шум в ушах стал перемежаться звоном. Наверное, в этот момент меня смог бы взять голыми руками любой недомерок.

Так или иначе, похоже, я лазил по этому лесу до самой темноты. Уже когда стемнело и в лесу стало вообще ничего не видно, двигаться пришлось практически ощупью, продираясь через бьющий в лицо снег. И в этот момент я неожиданно вылез на довольно широкую просеку, по которой тянулись узкие и одноколейные железнодорожные пути. «Компасу Кагановича» я обрадовался – ведь все знают, что любые рельсы куда-нибудь да выведут. О том, что при этом вполне могу выйти на полную немецких солдат станцию или полустанок, я почему-то не подумал. Соображал я после контузии довольно туго.

Сколько я тогда брел вдоль этих путей – точно не знаю, но, думаю, прошел не менее километра. А потом я неожиданно увидел слева от рельсов какую-то вполне справную, крытую тесом избу. Все четыре окна в избе были темны, но печь внутри явно топилась – сквозь снег был виден легкий, клонившийся к земле дымок из торчавшей над крышей трубы.

Я свернул к дому и, дойдя до дверей, несильно постучал в них кулаком. К этому времени слух ко мне уже частично вернулся.

– Кто там? – осторожно спросил из-за двери испуганный, явно женский, голос.

– Свой я, бабка, советский, – ответил я, осознав, что язык у меня при этом несколько заплетается.

Дверь заскрипела, отворяясь. За дверью было темно, но я понял, что отперла какая-то женщина, лицо которой почему-то выглядело странно размытым.

– Бабка, в деревне немцы есть? – только и сумел спросить я, после чего упал лицом вниз, прямо через порог избы.

И больше я ничего не помню, как отрезало…

21 октября 1941 года. Снова где-то примерно там же, между Наро-Фоминском и Серпуховом. Скорее всего, немецкая сторона фронта или нейтральная полоса. Западный фронт. Московская область. СССР.

Был такой популярный литературный персонаж – грубый мужик с большим револьвером и по совместительству частный детектив по имени Майк Хаммер (книги М. Спиллена про него мне, впрочем, как-то особо не попадались, и тут я сужу больше по одноименному сериалу, который у нас показывали в 1990-е). Так вот, одной из тамошних стандартных сюжетных «фишек» были повторяющиеся истории про то, как его чуть ли не в каждой серии качественно бьют по голове чем-нибудь тяжелым, а потом Майк Хаммер очухивается и признается сам себе, что идиот, раз уж он это вообще допустил. Вот примерно так же получилось в этот раз и у меня. Один сплошной мрак и туман…

Очнулся я в тепле.

Не без труда открыл глаза. Увидел то ли крашеный, то ли беленый потолок и ровные стены – похоже, бревенчатые внутренние поверхности этой избы были отштукатурены. По тем временам очень даже круто.

За окнами было уже светло.

Я не сразу, но понял, что лежу на полу полностью одетым, в сапогах, но без шапки (она лежала рядом с моей головой), на подстеленном под меня каком-то старом то ли кожухе, то ли тулупе. Справа, в метре от меня, была русская печка, слева у стены с ведущей, видимо, в соседнюю комнату, громоздилась поленница дров. Дальше, в глубине избы, было видно окно с каким-то цветком в горшке на подоконнике и обшитыми по краю кружевами занавесками с какой-то веселенькой цветочной расцветкой.

Под окном на полу сидел здоровенный серо-полосатый пушистый кот (или кошка) и облизывался, щуря желто-зеленые, крыжовенные глаза в мою сторону.

– Хозяева! Есть кто? – спросил я, приподнимаясь и садясь.

Из-за печки в закуток, где я лежал, тут же всунулась женщина. Похоже, та самая, вчерашняя, лица которой я накануне толком не рассмотрел. Да, бабкой я ее при встрече точно назвал зря, что называется, погорячился. На вид ей было лет сорок, а то и меньше – тогда народ обычно выглядел старше фактического возраста, особенно на фотографиях. Видимо, потому что жизнь была не сахар.

При дневном свете хозяйка приютившей меня избы выглядела где-то даже симпатичной, этакая полная кустодиевская женщина с обширными формами, в темной юбке почти до пола и светлой кофте с каким-то орнаментом. Темные волосы собраны в закрепленную на затылке косу, поверх юбки надет серый передник с несколькими жирными пятнами.

Взгляд у хозяйки был настороженный.

Но через минуту за ее спиной возникло курносое детское личико, вполне симпатичное. Пацан лет десяти или около того.

– Дядь, а ты танкист, да? – спросил пацан с явным интересом, явно намекая на эмблемы-танки с петлиц мой гимнастерки.