Юрий Соколов - Степень превосходства [Новая редакция]

В первый день мы установили одну ловушку на земле и три на деревьях. На второй день поставили шесть — четыре на ветвях и две внизу. У всех портилось настроение при мысли, что эти штуковины вскоре придется переносить на другие места, и уж во всяком случае постоянно проверять и перенастраивать.

На третий день нам пришлось дважды отвлечься от установки, поскольку срабатывали ранее установленные ловушки. В наземную забрел гигантский дикобраз — животное на Тихой редкое, за которое можно было бы получить неплохие деньги. Малыш в очередной раз предложил бросить честную жизнь и вплотную заняться браконьерством, однако мы его предложение отвергли.

Крейг со своего скутера дал команду на поднятие одной из стенок. Дикобраз развернулся к открывшемуся проему задом, угрожающе ворча и тряся иглами. Весу в нем было килограмм семьдесят, и сдаваться без боя он не собирался. Сообразив, что на него никто не нападает (а на это ушло минут десять), он сложил растопыренные иглы и с шумом втянул носом воздух. Крейг выстрелил в землю позади ловушки дымовой шашкой, но дикобраз еще минут пять топтался на месте, решая, стоит ли выходить, или, может, лучше остаться. Потом не спеша потащил свое грузное тело через заросли густой травы к ближайшим кустам.

В ловушку на дереве попалась целая стайка маленьких, очень симпатичных оранжево-черных мартышек. Наверно, они по одной и по две собирались там, сообща пытаясь разобраться, где находится лакомство, запах которого их сюда привлек; потом сработал датчик веса, установленный нами на шестьдесят килограмм. Как только Крейг свернул стенку, бедняжки сыпанули из ловушки во все стороны.

— Хочу одну такую! — застонала Кэт. — Какие милашки! А грудка — ты видел? — почти белая.

— Нет проблем, — сказал я. — Поймаем хотя бы одну гориллу — попроси Шанкара взять разрешение, потом оплатишь. Ему дополнительный маленький заказ оформить ничего не стоит.

— Ты что, действительно хочешь захватить с Тихой мартышку? — изумился Крейг. — Но это же все равно что завозить полевых мышей из Андромеды. Если тебе нужно домашнее животное, не стоит ли подыскать что-то поэкзотичнее? Нас же друзья засмеют. Скажут — должно быть, это самое ценное, что нам удалось поймать.

— На всех не угодишь, — заступился я за Кэт. — Что прикажешь делать — посадить во дворе на цепь гариманга? Конечно, это неплохой выход, особенно если цепь сделать подлиннее — можно снимать с участка сигнализацию и экономить на охранных системах. А главное, у всех сразу пропадет охота шутить.

— Надо посмотреть отчеты по Тихой и точно узнать, чем питаются эти милые крошки! — Кэт уже загорелась воплощением замысла в жизнь. — Ты случайно не знаешь, Крейг?

— Они?.. Боже, да чем угодно! Не понимаю, зачем тащить их отсюда. Такие же точно или похожие в любом зоопарке есть. Когда вернемся, закажи с доставкой на дом.

Кэт обиделась на Крейга за столь явное пренебрежение к ее выбору и дулась на него до вечера. На следующий мы трижды летали выпустить попавшихся в ловушки ненужных нам животных, а за неделю проделали это в общей сложности раз сорок. Все данные, записанные устройствами ловушек, передавалась в распоряжение Биаса, что должно было помочь нам впоследствии более тонко их настроить. Мы владели только сведениями ООЗ, которое, в свою очередь, владело отчетами, предоставленными членами Общества, а на Тихой в прошлом высаживалось слишком мало профессиональных охотников. О гориллах Фостера мы знали немного, относительно других видов имелась обширная, но разрозненная информация, в разное время и по разным поводам переданная в ООЗ учеными и охотниками-любителями. Оставалось действовать методом проб и ошибок, постепенно убирая из программ имитаторов приманок все ненужное, стараясь при этом оставить возможно больше того, что могло привлечь горилл. Я считал, что название животным дали неудачное, и они больше походят на шимпанзе. По крайней мере на морду.

— Когда мы их наловим, давай настоим, чтоб их переименовали, — предложила Кэт. — В твою честь — «шимпанзе Дугласа». Ну его к черту, этого Фостера. Пусть все забудут про него.

Вскоре нам попался еще один гигантский дикобраз, куда крупнее первого. Он никак не хотел покидать ловушку — ему, кажется, нравилось там, и он не мог понять наших настойчивых попыток выселить его из облюбованного им убежища. Через три дня мы опять обнаружили, что ловушка оккупирована дикобразом, на сей раз — самкой с чрезвычайно скверным характером. Она твердо решила защищать от наглых самозванцев уютную ловушку, и нам с Малышом пришлось изрядно попотеть, прежде чем дикобразиха согласилась выйти наружу. Однако ей тут же пришло в голову, что неплохо взять под контроль всю прилегающую территорию. Минут сорок она бродила вокруг, воинственно кряхтела, топорщила иглы и поглядывала на нас, смутно надеясь, что мы спустимся со скутера на землю и вступим с ней в битву. Когда ей стало ясно, что мы — жалкие трусы, она разочарованно вздохнула и… прямиком направилась домой — в родимую ловушку. Я дал команду на закрытие стенки, но механизм заело. Пришлось спрыгнуть на сетчатую крышу и опустить стенку вручную. Дикобразиха, рассвирепев, развернулась спиной, дернулась назад и едва не достала меня своими длиннющими иглами. Спустя два часа она еще топталась вокруг, не желая отказаться от мысли, что ловушка — то самое место, где ей надо остаться жить навсегда и в будущем произвести на свет потомство.

После этого случая стало ясно, что поимка в одном и том же месте трех редких животных за короткий срок неслучайна, и привлекает их, скорее всего, не приманка, а сама конструкция устройства. Кэт предположила, что где-то недалеко расположен район постоянного проживания дикобразов, а если так, то мы и в будущем не избавимся от их повышенного внимания к этой ловушке. Пришлось перенести ее на новое место.

Другими животными, которые доставляли много хлопот на земле, были разнообразные лесные свиньи — от небольших, с двухмесячного поросенка, шустрых хрюшек, до огромных свирепых кабанов весом до трехсот килограммов и больше. Все они встречались в джунглях в больших количествах, были практически всеядны, и отстроить имитаторы приманки от их широких вкусов не представлялось возможным. На деревьях главным источником беспокойства оставались оранжевые мартышки и обезьяны других видов и всех цветов радуги. Ежедневно нам приходилось совершать два — три вылета минимум, а иногда и до двух десятков, не считая тягостных обязанностей по перестановке ловушек с места на место. Кроме кабанов и обезьян, нам за первый месяц пришлось выпустить на волю представителей чуть ли не всех травоядных и всеядных Восточного массива, габариты которых соответствовали заданным параметрам отлова. И только необходимые нам гориллы Фостера упорно обходили ловушки стороной.