Дмитрий Силлов - Закон торговца

– Ну, здравствуй, Кэп, – сказал я, улыбнувшись. Приятно, когда твой кореш, которого ты считал мертвым, возвращается к жизни. Даже если он – просто артефакт, для многих не более чем хороший товар, годный лишь для того, чтоб обменять его на жратву и снаряжение в бункере Петровича.

«Проводник», само собой, ничего не ответил. А я посмотрел на умирающего сотника – и призадумался.

Конечно, Еремей мне не друг. Даже наоборот, враг, пришедший в Зону, чтобы убить меня. Но, с другой стороны, не его ли бойцы порешили семейку ктулху, которые явно намеревались меня сожрать? Не Еремей ли вывел меня из крепости, где меня хотели изловить для, как я понимаю, весьма неприятного допроса с пристрастием? Да, я убил его сына. Да, у него было право на месть. Да, если он излечится, то с высокой вероятностью грохнет меня. Но, с другой стороны, даже если и нет у меня перед ним явного Долга Жизни, человек дважды сделал мне добро. А я ему – зло. Могу ли я оставить его умирать, даже не попытавшись отплатить добром за добро?

Подозреваю, что я всё-таки дурак и мой личный моральный кодекс однажды отправит меня прямиком в могилу. Но, как бы то ни было, я свободной рукой достал «Бритву», встал на одно колено и срезал с сотника пропитавшуюся кровью повязку. Потом подцепил кончиком лезвия окровавленную кольчугу в том месте, где после удара пули разошлись звенья, и нажал.

«Бритва» – нож уникальный, откованный из одноименного артефакта. Ему что колбасу порезать, что автомат разрубить пополам – без разницы. Кольчуга поддалась, словно была связана не из стальных колец, а из картонных, открыв глубокую рану, из которой медленно сочилась темная кровь. Плохой огнестрел. По ходу, пуля прямиком в печень вошла. Еще удивительно, что сотник так долго на ногах оставался. Хотя да, у дружинников же D-ген, благодаря которому они и скачут дальше, и сильны нереально, и регенерация у них покруче, чем у любого нормального человека.

Но с пулей калибра 7,62, засевшей в печени, выжить может, пожалуй, лишь ктулху. Человеку даже с ускоренной регенерацией такое вряд ли под силу. И спасти его в этом случае может только чудо.

– Сделай чудо, Кэп, – попросил я «проводника». – Пожалуйста.

Мне почудилось, что артефакт вздохнул. Понятное дело, меня б, наверно, тоже жаба душила, когда только-только в себя пришел – и вот на тебе, сразу бери да отдай драгоценную энергию, вернувшую тебя к жизни.

Но почему-то было у меня ощущение, что Кэп – реально настоящий друг. Хотя бы потому, что, когда я вплотную поднес его к ране сотника, как-то незаметно вырубившегося от экстремальной кровопотери, «проводник» посопел недовольно – и вытянул три золотистых отростка. Которые удлинились раза в три и, словно гибкие, золотистые щупальца, проникли в рану.

Прошло примерно с полминуты. Кэп пыхтел, надувался, опадал, нервно мерцало золото на его боках.

– Не получается? – раздалось сзади.

Я обернулся.

Фыф, бледный как смерть, сидел на земле и, обхватив голову руками, смотрел на происходящее. Вид у него был, мягко говоря, неважный. По-моему, он с ходу кило на пять похудел. Плюс с лицом у него что-то случилось. И так, мягко говоря, не красавец, так над тем местом, где у людей брови, у него две шишки вспухли. Одна побольше, другая так, еле заметная. И та, которая побольше, похоже, немного шевелилась.

– Что у тебя с мордой, друг мой? – участливо спросил я.

– А чё с ней? Морда как морда, – пожал плечами Фыф. – Только вот тут болит чего-то. Ушиб ты меня, небось, пока сюда пёр. Поди, мордой по кочкам и волок…

Проговаривая всё это, Фыф провел ладонью по большой шишке – и я явственно услышал треск рвущейся кожи. И увидел, как продольно, сверху вниз лопается она, расходится в стороны, открывая… совершенно черное глазное яблоко. То, что это оно, я как-то сразу понял – похожие у «мусорщиков» были. Только без век. А это, получается, с веками. Только не поперечно расположенными, как у людей, а с продольными. Это именно они были, а не клочки кожи, потому что Фыф ими моргнул. И промямлил жалобно:

– Мля, Снар, чего это, а? Чё у меня там?

– Глаз у тебя прибавилось, – сказал я. – А то ж трех мало было.

– Как глаз? Откуда?

На Фыфа было жалко смотреть. И страшновато, если честно. Я как-то за время нашего знакомства попривык уже к его жуткой роже. Сначала с одним глазом, потом с тремя. И вот, пожалуйста, четвертый у него прорезался. И вроде как пятый на подходе.

– Откуда – не знаю, – сказал я. – Но предполагаю что это Поле тебя прокачало. То, через которое мы прошли полчаса назад. Из нео оно видел чего делает? А из тебя, выходит, супершама сотворило. Который умеет орать на зомби так, что тех сносит как из пушки.

– Твою мать, глаз! Точно глаз! – причитал Фыф, ощупывая новый орган зрения. – Уродский – писец какой! Как же я Насте-то теперь покажусь? И на кого я теперь похож, а, Снар?

– На водолаза.

– Чё, блин?!

– Ну, поговорка такая есть, – пояснил я. – У кого четыре глаза, тот похож на водолаза.

– Иди ты на хрен со своими шуточками, – взвыл шам. – Ну куда мне столько глаз, а?

– Значит, надо, – философски заметил я. – Ты им хоть видишь чего?

Фыф неуверенно поморгал кожистыми веками, лишенными ресниц.

– Ну так. Расплывчато. Но вроде вижу.

– Ну, значит, пригодится, – сказал я. – Всё, что в организме работает, зачем-то нужно. Всё, отвяжись ты со своими гляделками. Видишь – человека лечу.

И повернулся к Еремею. И офигел от увиденного.

Пока я с шамом трепался, Кэп влез в рану полностью и увлеченно там копался. Только кончик одного отростка наружу торчал и нервно шевелился, словно хвостик маленькой таксы, пытающейся извлечь добычу из норы.

Первым порывом у меня было вытащить артефакт из Еремея. Всё ж Кэп – это не «синяя панацея», артефакт неоднократно проверенный в лечебном плане. А потом я подумал, что сотнику всё равно терять нечего. Если Кэп не поможет, всё равно по-любому помрёт Еремей, если уже не помер. И оставил всё как есть. Будь что будет.

Прошла минута. Другая… «Проводник» всё копошился в сотнике, при этом из раны периодически вылетали небольшие кровяные сгустки. Внезапно края раны натянулись – и оттуда вывалилась пуля, изрядно деформированная от удара об кольчугу. Мать Зона, она ж, поди, там внутри всё разворотила!

Следом за пулей из раны выполз Кэп. Весь в крови. Плюхнулся на траву, вздрогнул так, что кровавые капли разлетелись во все стороны, – и замер, еле-еле поблескивая тусклым золотом. Устал. Немудрено. Если он там всё в сотнике починил, работа и правда была проделана серьезная.

Только вот Еремей почему-то не шевелился. Как лежал бледный, с закрытыми глазами, так и остался лежать. Неужто не вышло? А я так надеялся, что Кэп всё умеет, в том числе и оживлять смертельно раненых…