Егор Чекрыгин - Возвращение в Тооредаан [линеаризовано]

Меня ведь даже совесть мучать начала. Дескать, нехорошо за таким правильным человеком следить да наушничать. Да тут оу Наугхо наш от большого начальства шибко задумчивый пришёл, да и говорит — «Оказывается, не враг этот „Стрелок“ нам вовсе. А просто человек очень важный да полезный. И нашей задачей будет его к Сатрапии приохотить. Вроде как вы дикого тура к домашнему стаду привечаете, чтобы кровь свежую влить. Чтоб ему тут как в отчем доме было хорошо. Потому, мы ему во всём помогать будем, чтоб ему жизнь тут будто мёдом намазанной казалась»… Ну, тут у меня от сердца и отлегло. Помогать хорошему человеку — это мне и не жалко совсем. Это токма в радость.

В общем, две недели мы только и делали, что к этому ристалищу готовились. Ох и полетал же я, да об земельку пошмякался, а уж как суставы от этих его «болевых» болели! Зато и научился многому — теперь будто кожаный мячик, как меня не пни, обо что не кидай, только отскочу, да вновь на ноги взденусь. Да и приёмов штук пять уже выучил, чтобы, значит, Иигря покидать. Тоже ведь — целая наука! Иной раз даже обидно становится — всю жизнь силищей своей гордился. А Иигрь мне — «Сила — дело десятое. Главное — правильно сделать. Коли силой брать будешь, правильно никогда не научишься». Много такого рассказал, о чём я и слыхом не слыхивал — «рычаг» там, «центр тяжести», «равновесие»… Вот даже чудно — вроде и чуял, что есть такая штука, как тот же «рычаг», а слова подобрать не мог, а потому и пользоваться толком не умел. И получается — жил будто тварь бессловесная какая.

Соревнования, те которые наши, борцов, только на третий день ристалища начались. Сперва фехтовальщики два круга прошли, слабаков отсеивая. Потом — те, которые с дубинками мастера да протазанщики, тоже самых сильных оставили. А борцов вроде бы совсем немного было, так что их сразу в третий круг поставили, на самый последний день. Я-то все эти дни спокойный был, потому как считаю, что супротив Иигря никто не сдюжит, да тока он всё равно переживал. «Соревнования», — говорит, — «это как в засаде сидеть. — Часы ожидания, да пара минут драки». Сразу видно, опытный человек!

Да и командир наш тоже какой-то нервный все эти дни был, всё выспрашивал меня, как там у «Стрелка» настроение, да чего вокруг него происходит. Всё беспокоился, что очень важные люди придут на нашего «Стрелка» смотреть, и коли он им не глянется, большая беда случиться может. А потом говорит, дескать, я на эти дни тебя вообще от всех дел освобождаю. Будешь оу Рж’коову во всем помогать. Чего там поднести-принести или в лавку сбегать, а пуще того — гляди, чтобы ему сопернички чего не подстроили. Потому как от цирковых этих благородства ждать нечего. А победителю место шибко хлебное светит. Убить не убьют, ясное дело, да тока ведь пакостей всяких можно много сделать. И в воду чего подмешать, и иголкой грязной поцарапать, так что рука вся вмиг вспухнет, что и не шевельнёшь. Да и… Много всего. Гляди, Рааст, в оба, я на тебя надеюсь.

Ну вот и настал день тот заветный. Я приоделся, новый мундир надел, сапоги-ремни вычистил, каждую пуговицу да бляху отполировал так, чтоб глаз слепила. Наточил тесак, в карман кастет сунул, один нож за голенище, один в шапку. Хееку тоже в новое приоделся и со мной пошёл. И вот, при всем таком параде, заходим мы в гостиницу к Иигрю. Шмотки его взяли, чтобы ему самому не утруждаться, Иигрь зачем-то велел посидеть пару минут перед выходом, чего-то под нос себе пробормотал, ну и пошли мы. Он в серёдке, а мы — навроде почётного конвоя, важные аж жуть. Мооскаавцы, и то нам дорогу уступали.

Народищу на стадионе — не пробиться! Даже больше, чем в прошлые дни было, потому как они прежнюю-то арену вроде как сузили, да места для почётных гостей поставили, чтобы тем во всех подробностях видно было. Сперва — опять мастера дубинки соревноваться вышли, тут уж всего две пары оставалось, но и их не разом на арену выпустили, а по паре зараз, чтобы, значит, всё доподлинно разглядеть можно было, на других не отвлекаясь. Публика орала, свистела, ругалась да буйствовала. Я, признаться, и сам еле на месте усидел, уж больно занимательная эта штука — глядеть, как искусные мастера друг дружку дубинами охаживают. А Хееку, хитрая морда, как пришёл на стадион, слинял неизвестно куда. А потом пришёл — довольный, что твой хорь, курятник посетивший. Я его было укорять взялся, что пост свой бросил. А он так мне подмигивает, да и говорит, ты дескать, ещё благодарить меня будешь, а ещё кошель свой одалживать не хотел, дубина. Хотел было я ему ответить… по-нашенски, — да тут до борцов дело дошло, и не до хитрована этого стало.

По первому кругу борцов на арену по три пары на заход выпускали. Два захода, стало быть, всего шесть пар. Народ, чую, тоже с интересом смотрел, но не так азартно, как давеча. Специальный глашатай даже, чтобы интерес подогреть, в подробностях объяснять взялся, что это, дескать, не обычная борьба или кулачный бой будет, как в цирках разных. А всё по-серьёзному, почти без правил, как в настоящей драке биться будут, и никаких подстав. Без подстав, однако, не так интересно вышло. Три схватки очень короткие оказались — кулачник сходу борца вырубил, другой борец — кулачника заломал, а в третьей Иигрь своему противнику сначала по бедру ногой вдарил, чтобы обездвижить, значить, а потом, за руку ухватив, да через плечо кинул, и сразу на болевой взял. Хе-хе… Кроме меня, думаю, никто толком и не понял, что это и было такое. Уж больно у него это ловко вышло — будто одно движение делал. Ещё три схватки затянулись надолго, потому как бойцы подходы друг к дружке найти не могли. Тут уж у кого выносливости на дольше хватит, тот и победил.

Потом опять всякие там протазанщики-шпажисты круг прошли. Я тем временем Иигря в наш степной плащ из верблюжьей шерсти замотал, чтобы не остывал, и водички попить дал из фляги с собственного ремня, с которой всё время глаз не спускал.

По второму кругу борцов уже по одной паре на арену выпускать начали, и глашатай каждого по имени называл да обсказывал, кто он такой да откуда приехал… Да только много ли веры тому глашатаю, коли он Иигря в даарскую стражу записал? Видать, мундиры наши увидамши, и вообразил себе невесть что.

Противник Иигрю попался… Аж даже у меня мурашки по спине побежали. Ростом меня, наверное, на голову выше, да раза в три шире, — цельный буйвол, на задние ноги вставший, а не человек вовсе. Иигрь рядом с ним — будто собачонка малая перед тигром — на один зуб, и тявкнуть не успеет!

…Ан, не проста та собачка-то оказалась… Он мне, вроде как, объяснял, как это делается. И про рычаг этот, и про центр тяжести с равновесием, и даже про «inerciju». А я всё равно думаю, что без какой-то магии тут не обошлось. Тот великанище к нему лапищу протянул, а Иигрь его, будто ребёнка, за пальчик ухватил, повернул чуток, надавил, да тот мордой на землю и лёг. Да тока умелец наш противника добивать не стал. А отпустил, да чуть в сторону отошёл. Тот на ноги вскочил, ну точно — что твой буйвол, — глаза горят, копытом землю роет, как ринулся на врага, башку опустивши… А Иигрь опять, руку перехватил, сам как-то крутанулся, извернулся, да и швырнул великана того об землю так, что подо мной аж лавка затряслась… Ох, же как это народу-то понравилось! Как все орать да по лавкам палками колотить начали. А великан тот опять встаёт. Уже не больно резвый, однако всё едино страшный. Опять на Иигря пошёл, давай кулаками на него махать, что твоя мельница крыльями. А он в ответку, вот ведь умелец, между его рук будто танцует, да ещё с улыбочкой да подмигиванием. А потом как-то так ногой евоную ногу подцепил, и опять великан валяется, а наш боец над ним с ухмылочкой стоит, да публике ручкой машет… Ох, народец на стадионе будто взбесился. Кто б из пушки выстрелил — так не услышали бы! А верзила тот опять встаёт, неуёмный. Опять в драку лезет, и опять мордой на земле, с вывернутой рукой. Опять отпустил. Новая схватка, и опять верзила повержен. И так раз пять подряд. Да всё с такой лёгкостью, будто играючись. Наконец, великанище тот совсем из сил выбился, и знак даёт — дескать, сдаюсь. На том выступления борцов по предпоследнему кругу и кончились. А нам срочно на особую лавку бежать пришлось, потому как народ остервенел и всё к нам лез, кто поближе поглядеть хотел, кто потрогать, а кто и поговорить. Пришлось идти на особые места, куда кого попало уже не пустят.