Андрей Ерпылев - Курорт на краю Галактики

– А имитация мышц? А псевдокости? Я думаю, даже ногти растут, как живые… Совершенство! Если бы не запах…

– Стоп! Что это за запах?..

Я вырвала из рук Лесли «перчатку» и, позабыв про брезгливость, принюхалась. Где я уже чувствовала это амбре?..

– Это она, маркиз!

Довольно обширное помещение, по-видимому не игравшее никакой функциональной роли, так – огромный пустой чулан – обшарили вдоль и поперек, но ничего больше, кроме крохотного прозрачного контейнера, похожего на таблетку и содержащего невзрачный комочек какой-то гадости размером с половину спичечной головки, не нашли…

– Может она исчезла отсюда через другой ход?

– Ага! Прямо сквозь обшивку!

– Ну, знаете…

– Постойте, – прервал маркиз наш с Лесли спор, напряженно вглядываясь куда-то вверх. – Она здесь. Я чувствую запах…

Бедная Сандра Финкельштейн обнаружилась в небольшом отверстии в верхней части одной из металлических колонн диаметром не более полуметра. Наружу, по щиколотку, торчала лишь одна нога с чудом не слетевшей туфелькой, повисшей на окостеневших пальцах.

– Ее что: гидравлическим прессом туда забили? – напряженно спросила я мур Маава, пока Лесли М. Джонс, пыхтя и отдуваясь, полз по миллиметру на гладкую, будто зеркало, опору. Коту, конечно, это удалось бы лучше, но когтям было просто не за что зацепиться на сверкающей поверхности металла.

Ррмиус передернул шерстью на спине, собираясь что-то сказать, но в этот момент туфля все-таки сорвалась с ноги покойницы… Следом за ней, перезрелой грушей, с протяжным воплем рухнул Джонс.

– Она жи… жи… живая! – трясясь вымолвил он, слепо шаря вокруг себя по полу в поисках фуражки, которую я в волнении комкала в руках. – Я только пальцем ее тронул, а она дернулась…

– Не переживайте так Джонс! – взволнованный маркиз, сам не замечая того, с урчанием терся о спину дрожащего негра, не то его успокаивая, не то сам пытаясь вернуться в бодрое состояние духа. – Успокойтесь! Это всего лишь остаточные некробиотические явления. Как у лягушки с отрезанной головой, помните?..

– Она… жи… жи…

В этот момент проклятая неприступная колонна простонала утробным замогильным голосом:

– По-о-о-о-мо-о-о-о-ги-и-и-ите-е-е-е!..

Представить, что вот это, перекрученное и сплющенное, рваное и истерзанное тело было когда-то весьма симпатичной (я это признала из одного сострадания к покой… к пострадавшей) молодой женщиной, можно было только обладая изрядной долей нездоровой фантазии. И тем не менее груда изломанной плоти, окровавленной и перемешанной с обрывками одежды, пронзенная тут и там переломанными костями, жила! Жила, несмотря ни на что!

– Я продолжаю утверждать, господин полицейский, – прошамкал страшный перекошенный рот с издевательски выглядевшими на мертвенно-бледном лице накрашенными губами, – что не имею никакого отношения к разыскиваемому вами террористу. Я занималась научными изысканиями, не более того…

– Под чужим именем? С чужими документами? Что вы сделали с настоящей Сандрой Финкельштейн? – пылал праведным гневом полковник мур Маав, расхаживая по просторной прозекторской словно маленький тигр по клетке.

Он уже выяснил одному ему известным путем, что чудовищно искалеченная женщина, попавшая на станцию с паспортом на имя неведомой марсианки, никакого отношения к искомому террористу не имеет, но два таких облома за один день – это, согласитесь, перебор, господа!

– Оставьте, полковник! – полутруп (Да какой там «полу»! На все девяносто девять процентов и еще девяносто девять сотых!) на металлическом столе попытался улыбнуться с горем пополам, что в сочетании с глядящими в разные стороны глазами выглядело странновато. – Ничего с вашей госпожой Финкельштейн не произошло! Отдыхает теперь на отдаленном курорте согласно подписанному с ней контракту, да еще и кругленькая сумма ей на счет в «Астра-Банке» легла. Без налогов и в ваших любимых краксах, между прочим! – это она обратилась явно ко мне, хотя один глаз повернулся куда-то в сторону двери, а второй вообще не прореагировал, мечтательно изучая кончик полуоторванного уха.

– А что это за козявка в контейнере? – неутомимый Лесли давно уже пытался скальпелем поддеть малюсенькую прозрачную крышечку, но та не поддавалась.

– Оставьте контейнер в покое! – всполошилась внезапно лже-Финкельштейн, делая попытку вскочить со своего ложа. – Не вздумайте его открывать!

Признаюсь, это выглядело просто сюрреалистически: труп, попавший под асфальтовый каток, пляшущий «брейк» на анатомическом столе…

– Ага! – подскочил на месте Ррмиус, победно задрав хвост, которым только что нервно охаживал себя по бокам. – Если не признаетесь, кто вы, а также, кто и с какой целью вас сюда послал, мы непременно вскроем контейнер! На ваших глазах, предупреждаю!

Мне показалось, что несчастная на столе обреченно вздохнула, а глаза сошлись к переносице.

– Хорошо… Будь по-вашему… Эй вы там, со скальпелем, помогите-ка мне освободиться!..

Какая женщина! Я уже почти обожала это ни на что не похожее, но, несомненно, совершенное и, в своем совершенстве, бесконечно грациозное существо, восседавшее (возлежавшее? стоящее?) сейчас перед нами в кресле, слегка вибрируя и то и дело меняя окраску, словно хамелеон или осьминог… Фу, какое неудачное сравнение: мерзкий подводный монстр, копошащийся на морском дне, и это воздушное текучее создание! Если бы еще не этот проклятый запах…

Мои товарищи тоже подтянулись, увидев, какую прелесть скрывала изуродованная оболочка. Ни дать, ни взять, прекрасная бабочка, покинувшая отвратительную куколку, чтобы расправить радужные крылышки. Крылышек, правда, не наблюдалось, но она вся была как одна небольшая радуга…

Пока Зареганда-диу терпеливо отвечала на профессионально-двусмысленные вопросы допрашивающего ее полковника мур Маава, я, косясь на оболочку лже-марсианки, теперь уже совсем превратившуюся в груду какого-то окровавленного мусора с анатомическим уклоном, вполголоса вела свой допрос лже-полицейского (а может и не лже?) Джонса.

Через несколько минут я уже знала, что восхитительная Зареганда-диу – уроженка отдаленной планетной системы, обращавшейся в секторе Волопаса вокруг желтого карлика с длинным буквенно-цифровым обозначением, очень развитой в технологическом плане (еще бы: такой скафандр-оболочку стачать ни одному самому крутому институту на Земле не под силу!), но безнадежно застрявшей в своих идеологических понятиях на уровне моей страны времен эдак Аркадия Райкина. [29]Отгородившись от всего мира «Железным Занавесом», космотойтисы строили свое собственное «светлое будущее» по мало кому понятным принципам уже лет пятьсот, если не больше, считая все инопланетное – чужим и враждебным. Были подобные попытки и в нашей истории, но как-то не имели особенных успехов…