Алексей Евтушенко - Человек-Т, или Приключения экипажа «Пахаря»

Хутор не спал и был, каким бы избитым не показалось это сравнение, похож на растревоженный муравейник. Полным электрическим светом горели окна в домах и редкие уличные фонари; где-то рядом ревели моторы армейских грузовиков, в отдалении слышались отрывистые команды и топот солдатских сапог. Несколько раз, пока я добрался до центральной площади, меня обгоняли спешащие офицеры и люди в штацком, но с военной выправкой и дважды для проверки документов останавливал патруль. При этом второй раз моё редакционное удостоверение и паспорт вызвали подозрение, так что в штаб я был доставлен под конвоем. Разобрались, однако, быстро. В кабинете пресс-центра на втором этаже усталый секретарь, сверившись с аккредитационным списком, оформил мне бейдж, который я незамедлительно нацепил на куртку и сказал, что Александр Васильевич Ковригин на данный момент отсутствует и, скорее всего, ужинает в местном кафе напротив, которое, в силу чрезвычайных обстоятельств, временно приспособили под круглосуточный пункт питания. Я поблагодарил и спустился вниз.

Заместителя пресс-секретаря ФСБ я действительно обнаружил в кафе. Он сидел за столиком с каким-то мне незнакомым долговязым военным в камуфляже и с погонами капитана и, когда я его увидел, они как раз чокались белыми пластмассовым стаканчиками.

– О, Лёня! – обрадовался Ковригин и, словно из воздуха, извлёк третий стакан вместе с початой бутылкой водки. – За что я тебя люблю, так это за то, что ты всегда появляешься вовремя. Как раз собирался тебе звонить на мобильный. Присаживайся. Устроился?

– Нормально, – сказал я, принимая стакан. – И даже уже поужинал.

– Молодец, – одобрил Ковригин, и мне показалось, что эта бутылка водки не первая. – Вот, Коля, познакомься с Лёней Житиневым, газетчиком и человеком. – продолжил он, обращаясь к капитану. – Редкое сочетание, верно? – он засмеялся.

Мы с капитаном пожали друг другу руки.

– Леонид.

– Николай.

– Ну, за хороший конец, – сказал капитан. В отличие от Ковригина он выглядел совершенно трезвым.

– Во всех смыслах, – привычно добавил я.

Водка оказалась местная и тёплая.

– Закуси, – предложил Ковригин, пододвигая ко мне тарелку с квашеной капустой. – Отличная капустка, давно такой не пробовал.

– Капуста – это хорошо, сказал я, следуя его совету. – Но ты лучше расскажи, что случилось, и чего это я вдруг тебе понадобился.

– Да уж расскажу, не сомневайся, – вздохнул фэсбэшник. – Не уверен, правда, что тебе мой рассказ понравится. Но рассказать я тебе должен. И даже обязан.

– Многообещающее начало, – я закурил и вдруг понял, что сильно волнуюсь. И не просто волнуюсь, а ещё и боюсь.

– Не тяни, Саша, – попросил я. – Что вы все сегодня тянете? Утром Петя Кудрявцев, теперь, вечером, ты. Выкладывай давай, не стесняйся.

– Да не тяну я, – пробормотал Ковригин. – Слова подбираю.

– Что-то я раньше не замечал, чтобы тебе слов не хватало, – не поверил я.

– Раньше… Раньше, знаешь ли, и солнце светило ярче. И генеральная линия партии была прямой и толстой. Ладно. Значит, так, – его голос внезапно окреп и утратил те хмельные нотки, которые слышались мне ещё две минуты назад.

Я поднял на Ковригина глаза и поразился перемене. Передо мной сидел волевой, совершенно трезвый и собранный человек.

– Слушай внимательно и не перебивай, – сказал мне он. – Все вопросы потом, когда закончу. Террористы готовы продемонстрировать нам, что они не блефуют. Готовы показать нам бомбы, которые они заложили под реакторы.

– Очень интересно, – не удержался я.

– Я же сказал, не перебивай. Это ещё не все. Скажи, ты снимать умеешь?

– В смысле фотографировать? – насторожился я.

– Нет. В смысле видеокамерой.

– Э-э… на любительском уровне, пожалуй, умею.

– Замечательно!

– Не вижу пока, что тут замечательного…

– Сейчас увидишь. Дело в том, что они согласны нам продемонстрировать свои бомбы и мины только в том случае, если с нашим человеком пойдёт журналист. И не просто журналист, а из уважаемого и влиятельного издания. Типа твоей газеты.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что у тебя есть уникальный шанс заработать себе громкое имя и заодно послужить родине. Ну, и нам помочь, конечно.

– Ага. И ещё у меня есть уникальный шанс получить пулю в голову.

– Брось, Лёня. Шанс получить пулю в голову при наших с тобой профессиях есть всегда. Ты что, первый раз рискуешь?

– Погоди. А почему именно я?

– Во-первых, я знаю и уважаю тебя и твою газету. А во-вторых, если честно, то ты на эту минуту – единственный журналист крупного столичного издания, присутствующий здесь, на месте событий. Остальные просто не успели ещё добраться. Есть парочка ребят из Волгодонска, но они, сам понимаешь, не обладают, скажем так, должным профессионализмом. Да ты только подумай, дурило! Кадры, что ты снимешь, купят все ведущие информационные агентства мира! Это же какие бабки! А имя? Имя, считай, тебе обеспечено раз и навсегда. Да и риска, на самом деле, никакого. Заложников у боевиков и без тебя хватает, им тоже выгодно доказать нам и всему миру, что они не блефуют. Наши психологи и аналитики дают практически стопроцентную гарантию, что вы вернётесь целыми и невредимыми. Давай, Лёня, решай. Время дорого. Без журналиста боевики пускать нас отказываются наотрез. Мы, конечно, можем подождать до завтра, когда ещё кто-нибудь сюда доберётся, но…. Времени тогда уж совсем не останется, понимаешь? А время – это самое дорогое, что сейчас у нас есть. И должно оно работать на нас, а не на террористов. Но для этого мы совершенно точно должны знать, блефуют они или нет.

Я молча крутил в руках пустой и лёгкий пластиковый стаканчик и думал. Предложение, действительно, было заманчивым. Такой шанс редко выпадает нашему брату. Конечно, что бы там не говорили психологи и аналитики ФСБ, риск был велик. И даже очень велик. У тех, кто захватил АЭС и заложников, нервы не железные. Подготовка подготовкой, но, по сути, они являются самыми настоящими бандитами. А у бандитов, как известно, тормоза в голове могут отказать в любой момент. Да. А тут ещё мои личные обстоятельства…. Хм, на самом деле я ведь нахожусь в выигрышном положении! Как только почувствую, что жизни моей драгоценной угрожает непосредственная опасность, сразу могу исчезнуть куда угодно. На глазах, так сказать, изумлённой публики. Ладно, я-то исчезну. Перенесусь в безопасное место. А напарник мой куда денется в случае чего? Тот офицер, кто пойдёт со мной? Вернее, с которым пойду я? Э, брось, Лёня. Напарник рискует по долгу службы, а ты добровольно. Будет возможность – помогу. Нет – стану выручать только себя, любимого. Жизнь, увы, штука жестокая, а к ненужному героизму я как-то, прямо скажем, не расположен. Да. Надо соглашаться. Только очень неохотно. Через силу. Потому что набить себе лишнюю цену, особенно перед нашим родимым государством, никогда не помешает.