Алексей Евтушенко - Под колесами – звезды

– Это с компьютером, что ли? – улыбнулся Егор.

– С ним, проклятым.

Пару месяцев назад жена Владимира Александровича Четвертакова Надя привезла из длительной командировки в Италию хороший компьютер, и теперь друг Володька, желая, как всегда, шагать в ногу со временем, пытался его освоить, что давалось ему с великим трудом в силу, во-первых, вечной нехватки этого самого времени, а во-вторых, какой-то внутренней неосознанной предубеждённости против этого чуда техники.

Друг Егора Владимир Александрович Четвертаков был человеком увлекающимся и в то же время настырным. Редкое сочетание, которое с одной стороны гарантировало ему нескучную, полную различных приключений и переживаний жизнь, а с другой – обеспечивало успех в тех делах, за которые он брался. А брался он к сорока трём свои годам за многое. Окончив машиностроительный факультет политеха, был некоторое время гонщиком (мастер спорта по авторалли), затем отслужил два года офицером в родимой Советской Армии, где в должности командира автороты был ранен в Афганистане на печально знаменитом перевале Саланг и награждён орденом Красной Звезды; работал инженером и начальником смена на заводе; крутил баранку простым таксистом; был директором детского дома; безработным, «челноком» и, наконец, застрял на почётной и довольно денежной должности механика-консультанта в крупной фирме по ремонту и продаже престижных «иномарок».

– Я чего звоню, собственно, – сказал в трубку Егор. – У меня день рождения завтра. Ты с Надей приглашён.

– Да я помню, – удивился Володя. – Не первый раз. Мы тебе уж и подарок приготовили.

– В смысле – сделали? – осторожно уточнил Егор.

– Не понял, – помолчав, признался Володька.

– Я говорю, не приготовили, а уже сделали подарок? – пошёл напролом Хорунжий.

– Что-то я, старик, опять не понял, – встревожился Володька. – У тебя всё в порядке? Случилось что?

– Да нет, всё нормально, – нервно хохотнул, не сдержавшись, Егор. – Ты как сегодня вечером, свободен?

– Вечером – это когда?

– Вечером – это часов в шесть.

– Ну, допустим, могу быть и свободен. Исключительно для тебя. Но, опять же, смотря для чего.

– Для меня, для меня… Хочу тебе кое что показать. Интересное, блин. С технической точки зрения. Да и с любой другой тоже.

– Сильно интересное?

– Очень сильно.

– Может, сразу расколешься?

– Не, помучайся до вечера.

– Ладно, считай, что заинтриговал. Буду ждать в шесть.

– Ну, тогда до встречи.

– Обнимаю.

Егор положил трубку на рычаги, в задумчивости потёр подбородок и вышел.

Вчерашний день повторялся один к одному, за исключением того, что сегодня он управлял совершенно другой машиной.

Любому автолюбителю или просто человеку, умеющему удержать на дороге это чудо и проклятие двадцатого и двадцать первого века – автомобиль, знакомо восхитительное чувство свободы, силы и скорости в постижении и преодолении окружающего пространства, когда сидишь за рулём хорошо отлаженной машины. Если ты молод, здоров и весел, то твоя природная, перехлёстывающая через край души и тела энергия, словно удваивается, – и нет таких расстояний, которые не исчезли бы под колёсами твоего четырёхцилиндрового друга.

Если ты уже прожил около половины отпущенного тебе Богом и судьбой срока на этой земле, и за плечами у тебя – радость побед, горечь поражений и спокойный опыт прожитых лет, если ты с уверенностью и достоинством смотришь в будущее, то этот, с жадным урчанием пожирающий бензин и километры, красивый железный зверь, становится зримым воплощением твоей жизненной силы и надёжным залогом сегодняшнего и завтрашнего успеха.

Ну, а если впереди осталось не так уж много вёрст и зим, и энергия покидает одряхлевшее тело, будто ключевая вода дырявое ведро, – сожми покрепче баранку подагрическими пальцами, придави дрожащей ногой акселератор, и ты почувствуешь, как молодые лошадиные силы двигателя становятся твоими силами, и конечный пункт прибытия снова отодвигается за горизонт.

Да, ещё неделю назад болезненные позвякивания, постукивания и поскрипывания в кузове, ходовой и двигателе постоянно и неприятно напоминали Егору о том, что давно пора серьёзно заняться принадлежащим ему средством передвижения, если он, конечно, хочет, чтобы оно, это самое средство, окончательно не развалилось напротив ближайшего столба.

Ещё вчера он, охваченный азартом, не забывал время от времени прислушиваться к своей многострадальной машине и давал себе твёрдое слово завтра же отрегулировать клапана и, возможно даже, заменить бензонасос.

А сегодня… Сегодня во всём этом отпала нужда.

Пару-тройку раз Егор сидел за рулём вылизанной изнутри и снаружи «Тойоты»-четырёхлетки, принадлежащей Володьке Четвертакову, и помнил то дивное ощущение восторга, которое возникало у него в душе, когда машина чутко слушалась малейшего движения рулевого колеса и педалей.

Нечто подобное он испытывал и сейчас за рулём своего «жигулёнка», впервые коснувшегося колёсами дороги в давно забытом и ничем не примечательном 74-м году. Более того, такого удовольствия и даже наслаждения от езды, наслаждения, являющегося как бы самым верхним слоем глубокого чувства слияния с машиной, он вообще не получал ни разу в жизни. Он даже забыл на время, что вообще-то выехал из дому с целью заработать – раз и проверить машину – два. И хотя клиент, что называется, шёл косяком, Егор, если бы его об этом спросили, не смог бы сказать даже приблизительно, сколько на данный конкретный момент он заработал и какое и количество пассажиров отвёз куда им надо.

К Володьке он чуть было не опоздал.

Слава Богу, что последний клиент поинтересовался у него временем, и он посмотрел на часы, которые показывали без четверти шесть. И хорошо, что находились они в этот момент неподалёку от Вовкиного дома, а ехать оставалось всего ничего.

Владимир Александрович Четвертаков терпеть не мог, когда кто-нибудь опаздывал. И ему при этом было совершенно не важно малознакомый ли это человек, близкий друг, родственник или важный деловой партнёр. Был у Володьки Четвертакова такой маленький недостаток. Сам он опаздывал редко и только по совсем уж уважительным причинам, когда сама судьба становилась у него на пути. Да и то бывали случаи, когда ему удавалось обхитрить и судьбу и прибыть на нужное место вовремя. В случаях же, когда опаздывал кто-то другой, Владимир Александрович обычно вкрадчиво-вежливо интересовался причиной опоздания и, если, по его мнению, причину серьёзной назвать было никак нельзя (а это случалось практически всегда), высказывал опоздавшему прямо в лицо всё, что он, Владимир Александрович Четвертаков, по данному поводу думает. А так как язык у Владимира Александровича Четвертакова подвешен был довольно хорошо (умел он при случае внятно и доходчиво излагать свои мысли), то часто подобные высказывания заканчивались обидами, разрывом отношений и чуть ли не скандалами с мордобоем и слезами. Что, впрочем, никоим образом не влияло на дальнейшее отношение Владимира Александровича к опозданиям, как таковым.