Юрий Гаврюченков - Опасный лаборант

В магазине «хеклер-коха» оставался 61 патрон. Вопреки ожиданиям, Казаков перевёл флажок в режим стрельбы короткими очередями и не всадил все сразу. Вооружённый, с пакетом отпугивающего порошка, Кака спустился к урожайной стене и через положенное время отправил наверх сетку с добычей.

– Ну, вот, а вы говорите, наутилусы, – рассмеялся Денис.

Арина нахмурилась.

– Виктор Николаевич их напугал до газоиспускания, теперь они больше не сунутся. Поджали свои тентакли, врубили сифоны на полную и дали дёру.

Они стояли на палубе, наблюдая, как в кокпите моряки разбирают свой лут. Даже Утопленник приплёлся, чтобы принять участие в работе и быть если не наравне со всеми, то хотя бы обозначить роль в команде.

Ждали, когда со второй партией по фалу поднимется Кака, делая остановки, чтобы уравнять концентрацию азота в крови. Время истекало. Водолаз никак не проявлял себя. Жозе да Силва подёргал фал, но конец подавался настолько свободно, будто Кака не пристегнул его к поясу. Фал выбрали, он принёс пустую питомзу.

Капитан поглядывал на часы, заметно нервничая. Воздуха в баллонах должно было остаться только на подъём. Он выпрыгнул из кокпита и, раскачиваясь, подошёл к Арине.

– Надо, чтобы кто-нибудь из ваших спустился и посмотрел, – заявил он. – Может быть, Кака потерял сознание.

– Я спущусь, – сказал Денис по-английски, чтобы понял и капитан.

– Нет, – сказала Арина по-русски. – Пусть идёт кто-нибудь из команды. Я за вашу сохранность отвечаю как начальник партии. Мне трупы в экспедиции не нужны, хватит с нас Белкина.

Лаборант не стал спорить.

– Я иду, – сказал он капитану и пошёл одеваться.

– Муромцев, нет! – приказала Арина ему в спину.

– Да, Арина Дмитриевна, да, – лаборант полуобернулся, посмотрел ей в глаза, и начальница не возразила. – Я не брошу человека в беде.

Кроме ружья для подводной охоты, другого оружия дайверу не нашлось. Резиновый жгут выталкивал длинный стальной гарпун, и это было всё, чем аквалангист мог порадовать стаю морских хищников. Вместо башмаков со свинцовым грузом, Муромцев надел ласты, прикрепил к поясу последний пакет стирального порошка «Миф», вспорол его для надёжного отпугивания наутилусов и сошёл по кормовому трапу.

Он погрузился без неопрена, чтобы легче было двигаться. В тропическом море оказалось умеренно тепло даже на двадцати семи метрах. Держа в согнутой правой руке заряженное ружьё, а в левой руке фонарь, он прижимал их к телу, чтобы уменьшить сопротивление воды, и расслабленно грёб ластами, наслаждаясь чувством быстро регулируемой подвижности в невесомости. Даже попавший в беду водолаз на время перестал его беспокоить. Дайвер плавно летел, снижаясь вдоль стены. Медленный вдох, пауза, выдох, вдох, задержка дыхания, выдох… Всё плотнее обжимало маску, и Денис поддувал её носом. Движение вод становилось ощутимее, приходилось грести заметно сильнее. Начался знакомый участок с пышнотелыми лесбосами. Муромцев скользнул вдоль карниза. Мельком подивился, сколько же успели обобрать за день, оголённый участок был неожиданно велик. Похлопал по пакету, испуская в воду облако зловонного порошка. Он шарил лучом мощного фонаря по карнизу, искал тело или хоть что-то похожее на следы присутствия человека. Так он доплыл до зарослей морского сморчка и двинулся дальше, рыща по сторонам, идя зигзагами и всматриваясь в бездну Разлома Дьявола. Дно было девственно чистым от людского присутствия. Движение против течения заставляло мышцы ускоренно перерабатывать кислород. Муромцев искал, пока можно было оставаться на глубине, и поднялся на 15 барах в баллоне.

Жозе да Силва на корме протянул ему руку и втащил в кокпит. Капитан был бледен и молчалив.

Младший брат исчез навсегда.

Лаборант проснулся со странным ощущением беспокойства. Он чувствовал, как что-то сдвинулось в мире, пришли в действие какие-то механизмы, но не предполагал, чем бы это могло оказаться. Тревога ощущалась как в ночь после поножовщины в портовом квартале. Будто чуешь неясное и нехорошее – плен, оковы, побои и издевательства, возможно, на всю оставшуюся жизнь. Снился мерзкий эмигрант Полуэктов. Перебежчик на сторону легавых, бросивший свою родину, предатель вдвойне, привиделся не к добру.

Яхту слегка покачивало. В борт плескала небольшая волна. Фосфорический отблеск, как будто лунный, дрожал в иллюминаторе. На нижнем ярусе похрапывал Смольский. Денис ворочался на койке, анализировал своё состояние. На беспокойный сон мог натолкнуть запах мшанок и сказался тяжёлый день. Три спуска измотали, а трагическое исчезновение помощника капитана, вдобавок, угнетало необъяснимостью. Денис признался себе, что ему не жаль Каку. Они практически не общались, но на его примере угроза ныряльщикам проявилась так наглядно, что отбила охоту к погружениям, какие бы удивительные сокровища инопланетного бентоса ни ждали на дне. Поколебавшись, Денис признался, что напуган. Как бы он ни храбрился на людях, наедине, в потёмках каюты, можно было сказать себе правду.

Настроение испортилось окончательно. Денис нашарил в изножье шорты, натянул, не вставая с койки. Осторожно слез. Выскользнул из каюты, наощупь добрался до дверей, вышел в кокпит и замер.

Море светилось. Разноцветные огни на воде окружали яхту и простирались до самого горизонта. Призрачные сполохи разбегались синхронно, словно кто-то включал по цепи миллиарды тусклых лампочек. Они загорались и гасли, будто управляемые гигантским процессором или Верховным Надмозгом, но лаборант понимал, что светящиеся организмы реагируют на примитивные раздражители, время фосфоресценции мимолётно и от этого мириады действуют все разом, но не сообща и их никто не координирует.

Он поднялся на палубу. Махнул стоящему на вахте Миксеру, который держался за леер и время от времени задумчиво плевал в воду. От плевков расходилось радужное сияние, которое тут же гасло. Муромцев тоже сплюнул. Разбежались огни, словно маленькая, но плотная гирлянда ждала сигнала. Денис повторил. Планктон отозвался, как электронная игрушка, ткнул в неё пальцем – мигнула. Денис поднялся на полубак, подошёл к матросу.

– Видел такое? – спросил по-английски.

– Да.

– Только здесь так ярко светится или везде, как сезонное явление?

Миксер долго не отвечал, потом сплюнул за борт. Нелегко было морскому волку понять петербургский английский, на котором пытался объясниться русский водолаз, а, может, просто не сообразил, что ответить, и вскоре позабыл об этом в тупом оцепенении.

Они стояли, думая каждый о своём. В чёрном небе сверкали тропические созвездия, светились ходовые огни, да серп молодой луны торчал рогами вверх, практически, как на куполе мечети, словно шайтан добрался до горних высей, чтобы вступить в решающую схватку со святым воинством.