Олег Кожевников - Великий князь

Когда оказался в кабинете лесоторговца, то многие вещи, которые собирался делать немедленно, вылетели у меня из головы. Я увидел телефонный аппарат. Вернее, стоящую у стены стойку из дорогущего чёрного дерева с висящей на ней телефонной трубкой из слоновой кости. Нелепое, надо сказать, зрелище, но эта нелепость могла меня связать с внешним миром. Как пользоваться этой прародительницей телефонных трубок, я представлял – не раз в последние недели связывался в Питере с нужными мне абонентами. Естественно, я бросился к этому аппарату, как путник в пустыне к колодцу со столь вожделенной водой. Но остатки разума я всё-таки сохранил, и перед тем как схватить трубку подумал: «А кому и куда ты собрался звонить?» Внутренний голос ответил: «Кацу, конечно!» В голове сразу же начался диалог между разумной частью мозга и восторженно-безрассудной:

– И что ты ему можешь сказать в 4–40 ночи? Что на тебя очередной раз напали, и ты опять избежал глубокой задницы? Ну, повздыхаете по телефону, опять начнёте рассуждать об инертности истории, что, устранив главный раздражитель, она пытается вернуться в старое русло. Толку-то от этой болтовни?

– Толк есть! Предупреждён, значит, вооружён! А если Кац приедет сюда, то его светлая голова разберётся во всей этой мутной истории.

– Ага, как же, разберётся! Да этот интель даже по физиономиям допрашиваемых немецких агентов, разваливающих его страну, дать не сможет. Предоставь ему материал, тогда он выводы и сделает. Не его это дело (научного работника), выбивать показания. А ты можешь, вот и займись этим делом. Дай парню хоть эту ночь поспать спокойно. К тому же ты даже не знаешь, куда звонить. Он может ночевать где угодно, и у тебя в особняке, и у себя в квартире с невестой, а там телефонного аппарата нет. Конечно, последнее сомнительно, но вдруг противный запах плесени из квартиры выветрился. Да даже в Смольном институте может ночевать – ведь особняк выделили его комитету, и Кац собирался начинать работы по его обустройству. А если он уже нанял людей, то даже ночью (чтобы не терять время днём) может остаться в институте и проверить, что те наработали.

Рассуждение о Смольном институте перевело мои мысли на проблему финансов. Мы с Кацем недавно обсуждали вопрос – на какие средства будем обустраивать наш будущий штаб контрреволюции. Денег катастрофически не хватало. Когда я уезжал, в нашей кассе имелось чуть больше трёх тысяч рублей, и они таяли с сумасшедшей скоростью. Только участие в финансировании КБ Федорова сожрало больше трёх тысяч рублей, а предстояло ещё давать гигантские суммы на производство катюш и напалма. Было бы совсем плохо, если бы мой управляющий всё-таки не выполнил своё обещание собрать деньги на производство нового оружия. От денег, которые мне передал Пётр Филимонович, осталось хорошо, если десятая часть – остальные мы с Кацем уже жахнули на наши весьма затратные начинания. Оставалось ждать, когда английский посол выполнит свои обещания. Ещё я собирался поклянчить деньги у Николая II, а если отжать денег у императора не получится, то взять деньги в кассе корпуса. Многие комкоры и командармы так делали, и у них это прокатывало. А я если возьму, то не для себя, а на общее дело, поэтому и считал, что в данной ситуации это допустимо. Но ещё более допустимым я посчитал конфисковать средства у лесоторговца. А что, ключ от сейфа нашёл, а если в доме имеется такое хранилище, то в нём должны быть и деньги. По крайней мере, на оперативные нужды такого крупного оптовика. Пусть и не очень много, но нам с Кацем и это сгодится.

Поиск сейфа не занял много времени. Этот весьма солидный железный монстр стоял между книжными шкафами в выемке стены. От взгляда постороннего человека его скрывала плюшевая занавеска. Когда я при свете керосиновой лампы рассмотрел этот сейф, то порадовался, что обнаружил ключ от него. Без ключа пришлось бы взрывать полдома, чтобы вскрыть этого монстра. А так, сделав два поворота ключа, я чуть не потерял рассудок от радости. Деньги были, и не просто деньги, а огромные. Я чуть не побежал обратно к телефонному аппарату, обзванивать те места, где мог ночевать Кац. Но вопрос, какая же сумма привалила нам с Кацем, меня остановил. Я начал считать. Но так как я не маньяк денег, мне это дело быстро надоело. Я просто пересчитал пачки «катек» (100-рублёвые купюры с изображённой на них Екатериной II) и успокоился. Подумал: «Пусть Кац считает остальную мелочёвку. Я своё дело сделал – обеспечил смазкой его хитроумные задумки. На эти деньги он сможет создать и содержать хоть две фейковые партии и на пару дивизионов катюш тут хватит. Соберу всё это в мешки и отвезу в Смольный. Пусть в кабинете, где в моей реальности сидел Ленин, Кац сам считает эти деньги. Символично получится – деньги, которые выделили немцы на развал Российской империи, пойдут на дела, которые способствуют укреплению этой самой империи». Я был уверен, что это именно немецкие деньги. Не может у лесоторговца на оперативные нужды его бизнеса лежать такая сумма наличности. В банке может быть, а в домашнем сейфе нет. Чтобы гигантская сумма в несколько сотен тысяч рублей лежала дома, не принося процентов, это было противоестественно для капиталиста, а для националиста, служащего чужой стране, для развала империи, угнетающей его нацию, было понятно. И, естественно, подлежало конфискации. Решив для себя этот вопрос и насладившись видом денег, которые помогут сдвинуть дышло истории в нужную сторону, я закрыл сейф, положил ключ во внутренний карман френча и направился сдвигать это самое дышло.

Лесоторговца я решил пока не допрашивать – его совсем развезло, он даже ходить не мог. Разлёгся в коридоре, как шпала в халате, и отравлял воздух своими миазмами. Если прямо сказать, противно было говорить с этой воняющей кучей дерьма в халате. Хотя я и понимал, что может быть, зря это делаю. Вполне вероятно, что у этого финна самоконтроль сейчас ослаблен и без особых усилий из него можно выжать всю информацию, которой он обладает. Но не лежала у меня сейчас душа смотреть на пьяную, слюнявую физиономию. Поэтому я начал с финна, которого задерживали Кротов и Савелий. Вроде бы тот был уже морально сломлен и боялся санитара. Вот этот его страх я и хотел использовать – поставить Кротова позади финна и так проводить допрос. Но перед этим мне захотелось ошеломить финна, а именно своей грубостью и злостью. Пусть думает, что это Кротов добрый полицейский, а его начальник вообще садист.

Взяв стоявший у письменного стола стек, я попробовал стегнуть себя по бедру – было довольно чувствительно. После этого открыл дверь кабинета и приказал Кротову ввести задержанного Тилерсена. Когда Кротов втолкнул финна в кабинет и закрыл дверь за собой, я подскочил к задержанному агенту и хлестанул стеком по его связанным сзади рукам. Он даже ойкнул от неожиданности и боли. А я прямо в его ухо начал орать: