Андрей Посняков - Князь-меч [СИ]

Оглядевшись, князь уже окончательно прогнал с башни оставшихся бояр и даже попросил уйти отца Варсонофия. Все они как-то мешали составить логически выверенную картину происшествия. Толпились тут, ахали, охали, шептались…

– Ты, Гинтарс, останься… Остальные…

– Так, княже, убитых-то убрать?

– Потом уберете. Сейчас пока не мешайте.

Та-ак…

С первого взгляда все выглядело так: незаметно пробравшись по лесенке на площадку, юный немец – или кто он там был – первым делом поразил сторожевого монаха стрелой, потом быстро натянул тетиву, выстрелил в князя… и тут вдруг недобитый чернец пришел в себя, поднялся из последних сил на ноги и шваркнул негодяя кинжалом!

– Могло такое быть, Гинтарс?

– Судя по монаху – вряд ли. Вон, стрела-то в шею угодила. Не-ет, подняться он бы уже не смог.

– Вот! – Довмонт поднял вверх указательный палец. – Значит, бы кто-то третий. И куда ж он делся, позвольте спросить?

Верный оруженосец лишь поморгал в ответ. Ни в милиции, ни в полиции он все же не работал и к сыскному делу отношения не имел.

Зато князь имел! Самое непосредственное.

Посылать гонцов за сыскными он не стал – пусть уж лучше тиун и его команда ищут бежавшего жреца, нечего их отвлекать от столь важного дела. Что же касается неудавшегося покушения, то Игорь решил разобраться в нем сам, и сейчас же, так сказать – по горячим следам. Поискать этого самого третьего, который, несомненно, был… Вот только куда-то делся! Однако ж не птица он, чтоб улететь, и не святой дух, чтоб вот так вот бесследно испариться.

Не обнаружив на смотровой площадке никаких новых улик, Домонт в сопровождении Гинтарса спустился вниз и, пройдя ворота, принялся бродить у подножья башни, внимательно разглядывая примятую траву. Именно что – примятую! Хотя спрыгнуть вражина не мог – неминуемо разбился бы! Что же он, ниндзя, что ли? По стене, словно паук, сполз? Загадка!

Обосновавшись в трапезной, князь велел по очереди привести к нему караульных с соседних башен. Таких оказалось двое: один – монах, другой – послушник, из бывших смердов, разоренных литовскими набегами. Оба не поведали ничего! Просто не видели, не туда смотрели.

– А куда смотрели?

– Дак, батюшко-князь…

Понятно. На князя да на свиту его пышную и смотрели – во все глаза пялились! Такой вот в обители Мирожской «устав гарнизонной и караульной службы». Впрочем, на то они и монахи, а не воины.

Под постную трапезу – ибо пятница была – Довмонт примерно прикинул то, как все происходило, используя в качестве слушателя гостеприимного отца Варсонофия. Выходило так: отрок действовал не один, а с кем-то еще. Именно он и убил юношу, когда понял, что пора срочно уносить ноги. Почему не убежали вдвоем? Значит, что-то помешало. Или кто-то… Нет, скорее, все-таки – что-то. Двоих куда легче заметить, да и… Ремень! Какой-нибудь аркан, веревка… Да, наверняка что-то такое имелось. Почему не два аркана? А пес его знает, почему. Может, и было прихвачено, да вот особой суматохи внизу не вышло – князя-то не убили! А, может, тут совсем другой расклад, куда как хитрее, подлее даже. Парня-то, верно, и не планировалось оставлять в живых. Убил – погибни. И никаких следов.

– Аркан, глаголишь? – игумен откусил кусочек белой рыбки и умиротворенно прикрыл глаза. Прожевал, а уж потом продолжил с хитрым прищуром: – А куда ж тогда он делся – аркан-то? Сам собой развязался каким-то чудом?

– Перетерся и лопнул? – вслух рассуждал Довмонт. – Может быть. Почему бы и нет? Случайностей в нашей жизни куда больше, нежели кажется.

– Лопнул, – отец Варсонофий согласно кивнул. – Вы там, под башней-то хорошо глядели?

– Да всю траву вытоптали.

– А дальше, в крапиве? Ну, вдоль стены.

– Вдоль стены? – удивленно переспросил Довмонт. – Это еще зачем же?

– Так ветер-то сегодня какой! Отнести могло запросто… Я, княже, посейчас пошлю служку…

Служка отыскал! Не аркан, просто длинную веревку, сплетенную из пеньки. Как и предположил игумен, ее отнесло ветром к подножью стены. Тщательно осмотрев веревку, князь нахмурил брови: конец вовсе не прохудился, не истерся – был обрезан острым ножом или кинжалом!

– Это как же так получается? – отец Варсонофий покачал головой. – Чудны дела твои, Господи.

Довмонт задумчиво прищурился и покусал ус:

– Не господние здесь дела, отче. Людские!

Веревку явно перерезал кто-то из свиты! Из своих, из тех, кто бросился на башню, скопился там во многолюдстве… Может, специально и скопились? Чтоб дать убийце уйти… Ну, нет, это, конечно, вряд ли. Подозревать всех – гиблое дело. Не все, нет… но кто-то – однозначно. Оба убийцы – и мертвый мальчишка, и тот, кто его убил – явно имели сообщника в свите. Что ж… ничего необычного. Ведь предатель – немецкий шпион, речной убийца – так и не был найден. Затаился гад, осторожничал, залег на дно… И вот вам, нате – вынырнул.

Он и перерезал веревку, чтоб дать возможность скрыться второму убийце. В такой-то суматохе да в толпе – плевое дело. Тем более поначалу-то никто по сторонам не смотрел, все на трупы пялились. Хитер, хитер, ничего не скажешь. Ну, да теперь-то проявился! Хоть так. А, раз проявил себя – так сыщутся и зацепки, надо только искать. Тщательно, методично, не торопясь, но и поспешая – так же, как собирать материал для будущей диссертации.

Почему его не убили сразу, Кольша не знал. Верно, решили оставить покуда в живых, чтоб при случае принести в жертву своим поганым божкам! Чертовы язычники, верно, ждали какого-то подходящего праздника… или еще чего-то, тут уж было не разобрать.

Парня пока держали в амбаре, где хранились хомуты, седла и большие, с широкими полозьями, сани. Еще в хозяйстве имелись сани-волокуши, но те повсеместно использовались и летом. Амбар запирался массивной дверью, сколоченной из толстых дубовых досок. С той, уличной, стороны, дверь прочно держал засов. Основательный, крепкий, он был всунут в железные проушины и не оставлял узнику никаких шансов выбраться. Петли тоже были железные, кованые, крыша же – из теса. Тоже надежная – не вылезешь. Оставался один выход – пол.

Используя найденное стремя, узник быстро выкопал большую яму в дальнем углу сразу за санями. В сани же складывал и землю, прикрывая старой рогожкою. Раз в день, с утра, Дементий выводил пленника в уборную, и Кольша имел возможность осмотреться. Надо сказать, увиденное его вовсе не порадовало – амбар все ж таки находился довольно далеко от частокола… да и колья наверняка вкопаны глубоко. Чтоб их обойти, это какой же подкоп надобно вырыть! Дружина кротов не справится, не то что человек.

Приуныл паренек, загорюнился. Даже и яму рыть перестал. А к чему рыть-то? Видно же, что бесполезно. Надо что-то другое придумывать, вот только что? Слава Господу, время, кажется, еще было. На дворе – Кольша видел в дырочку, сквозь выпавший сучок – появлялись лишь пара слуг, да Дементий, ну и иногда язычник-литвин, которого больше не держали в амбаре, а перевели в избу. Кольша так полагал: не то чтоб язычнику доверяли, просто показывали свое благорасположение. Что-то он такое сделал, видать. Для боярина… Нет, ну ведь вот же – живоглот! Не литвин – боярин. С немцами снюхался, с язычником, вот… Гад, каких мало! Выбраться – все князю про него рассказать, а там уж и выяснится, кто это, у кого заимка в дальнем лесу. Выяснится, обязательно выяснится… только вот как бы поскорей сбежать? Эх, были бы крылья – улетел бы…