Всеволод Глуховцев - Мадьяр

Я не могу сказать, верю ли я в предчувствия. У меня с ними какие-то сложные отношения, мне до конца не ясные. Иной раз бывает – и здесь уже, на Комбинате, было, – ни с того ни с сего вдруг как схватит бешеное, сумасшедшее, бессмысленное счастье! Только так могу сказать. И мне хотелось расхохотаться, раскинуть руки и взлететь над миром, точно никакой катастрофы и в помине нет.

Конечно, никуда я не взлечу. И счастье растает. Но не бесследно. Оно превратится в необъяснимо-безмятежную уверенность, что все будет хорошо. Да! Вопреки всему, что вокруг. Вопреки логике. И вот хожу я с этим светом в душе час, другой… Ну, потом, конечно, время вымывает его, как весенняя вода снег, остается только память…

А случается и наоборот. Просыпаюсь – и такая необъяснимая тоска, хоть плачь, хоть вой. Как будто вот-вот произойдет что-то страшное, непоправимое. В такие дни я старался держаться как ни в чем не бывало – но в глубине души сидела эта тьма, и я занимался своими многочисленными бригадирскими делами, а сам суеверно ждал беды.

Но как-то все проносило. Мелкие неприятности бывали, не без этого. А от больших бог миловал.

К чему я затеял эту лекцию не то по психологии, не то по философии? Да к тому, что стоило нам стартовать в прежнем примерно порядке: Крот-боец-Я-бойцы-Катя, Жмых-бойцы-Зенит… как я почувствовал вот это давящее тоскливое предчувствие. Какое-то время я пытался обмануть себя, надеясь, что нет этого предчувствия, так только, муть какая-то… но потом мысленно чертыхнулся. Есть. Никуда не денешься.

Но что тут делать? Психология моя никому не интересна, так что пусть останется при мне, а я буду держать себя в руках.

Крот вел нас, скупо помаргивая фонариком. Память, видно, у него была на зависть всякому. В этом царстве мрака он был почти король.

Ну, здесь надо сказать, что пока мы двигались по достаточно комфортному тоннелю, почти в полный рост, разве что чуть-чуть приходилось пригибаться. Пока. Помимо борьбы с предчувствием угрозы я еще и морально настраивал себя на то, что вот сейчас придется скрючиться и ползти… но вдруг уткнулся в спину впереди идущего. Это был Чердак. Он замер, за ним я, за мной Леший, за ним прочие. Тишина.

Я почувствовал, как Чердак наклонился ко мне:

– Шеф, – едва слышно шепнул он, – вас Крот…

И бесшумно отодвинулся влево. А я сделал шаг вперед, оказавшись рядом с Кротом.

– Там кто-то есть! – тревожно выдохнул он мне в ухо.

Я не стал гонять байду глупыми вопросами: кто? где?.. Тихо сказал:

– Дай!

И Крот сразу меня понял. Молча сунул прибор ночного видения.

Я нацепил окуляры – и окунулся в призрачный мир. Хитрая оптика нарисовала нечто вроде негатива: уходящая в непроглядную даль галерея с полосами кабелей и труб вдоль правой стены. А слева, метрах в пяти, в стене был проем. Ниша без двери. Если кто-то и есть рядом, то только там.

– Стойте на месте, – шепнул я Кроту и Чердаку и бесшумно двинулся вперед, на ходу столь же бесшумно вынув ПМ. Привычным хватом мягко обжал рукоять так, чтобы как можно удобнее прилегла к ладони.

Тактически я вроде бы должен был отправить в эту разведку кого-то из бойцов: командир не должен рисковать собой. Но я мыслил не тактически, а стратегически: в этом случае мне надо идти самому. Это первая острая ситуация в походе, и я должен показать себя.

Пистолет у меня был в левой руке, в правой – фонарь. ФСС-014, имеющий несколько режимов цветности и яркости. План действий? Честно сказать, я пытался его выработать, пока продвигался эти пять метров, но все чепуха. Крутилась мысль: что может быть там, в нише?.. Может, ничего и нет, черт знает, что Кроту почудилось.

Оставалось мне шага два, чуть больше метра, когда то самое темное предчувствие, что смутно тлело на дне души, вдруг выбросило острый приступ тревоги, прямо-таки полоснуло по сердцу.

Есть! Кто-то там есть. Не почудилось Кроту.

Я замер. Затаил дыхание. И план мгновенно родился сам собой.

Бесшумно я сместился влево, вплотную к стене. Руке с пистолетом придал локтевой упор. А правую с фонарем вытянул так, чтобы она не пересекла грань ниши. И врубил свет в полную силу.

Дикий крик порвал пространство. Из ниши вылетел человек с безумно перекошенным лицом. Я дважды выстрелил в упор.

Крик оборвался. Человек кулем рухнул, завалился назад, головой в нишу. Тут же сзади вспыхнул фонарь Крота.

– Как ты?! – подлетел он ко мне, и я различил напряженное сопение остальных.

– Тише вы! Все нормально. Свет погаси. Тихо всем, я сказал!

Он погасил. Я тоже. Тишина после воплей и выстрелов казалась грузом, навалившимся на плечи. Упавший лежал без движения.

Тут где-то справа вдалеке послышался шуршащий звук. Кто-то несся сюда.

– Командир! – возбужденно, с присвистом шепнули сзади. Я оборвал:

– Тихо! Слышу. Всем стоять на месте.

Сунув пистолет в кобуру, я привел к бою АКСУ. И двинулся вперед.

Ага! Вот оно. Я сперва и не заметил проход справа – не в полный рост, низенький, примерно по пояс. Звук доносился именно оттуда. Как он, зараза, так мчит?.. – мелькнуло у меня в голове, но тут же звук шагов оборвался, превратясь в яростное шуршание, – ну ясно, чешет по-пластунски. Секунд через пять будет здесь.

Я отступил на шаг. Ствол автомата смотрел в низкую нишу. Вот!

Оттуда со змеиным проворством выскользнул все-таки человек, вскочил. Миг! – он бросился на меня.

Этот тип точно жил в другом временном измерении. Это была скорость зверя или, черт его знает, змеи – так и лезет слово, не отделаться. Бросился. Патлы, борода, безумные глаза – как в кошмаре. Ад!

Боевой опыт сработал сам – я всадил в эту бешеную тварь очередь. Три пули. Вспышки, наверно, полыхнули в кромешной тьме, как молнии, а у меня, в мире призрачно-зеленого негатива, призрак оказался смертным. Очередь свалила его, правда, сразу не убила, он упал, задергался… но ясно было, что это агония.

Смертельно раненный бился в конвульсиях, я держал его периферийным зрением, напряженно вслушиваясь и вглядываясь, – видеть видел, но из-за хрипения и лютых судорог, конечно, ни черта не мог услышать. Впрочем, солдатское чутье подсказывало, что сюрпризов больше не будет.

Мои уже были рядом.

– Что? Что тут?.. – взволнованно, с присвистом шептал кто-то мне в ухо.

Я досадливо отмахнулся:

– Тихо! Все нормально. Тихо!

Мои умолкли. Все мы напряженно вслушивались. Нет, тихо. Застреленный все еще дергался, слабые импульсы нервных волокон вызывали мелкие судороги, но это был уже конец.

– Итак, – вполголоса промолвил я, – докладываю…

И кратко описал произошедшее.

– Смотрите, – включил фонарь на слабый режим. Секунд десять все сосредоточенно рассматривали бородатый труп с вытаращенными в потолок глазами.