Всеволод Глуховцев - Мадьяр

Последним словом он меня слегка поддел. Мне даже показалось, что он подмигнул ехидно левым глазом. Но не знаю. Может, так сыграли пламя и тени.

В общем, примерно подобного я и ожидал. Усмехнулся, кивнул:

– Так. Все верно.

Стало еще светлее. Дома за окном уже вполне различались, да и в комнате рассвет давал уже больше обзора, чем печка.

Мы с Франтом вновь переглянулись. Ну – вот он, момент истины.

Опытнейший боец, Сан Саныч все понял и сделал как надо.

Выхватив пистолет, он шагнул к Доценту, сидевшему близ печной дверцы.

Еще миг – и ученый муж увидел смертоносное отверстие ствола у самых своих окуляров.

– Э-э… – выпучив глаза, испуганно проблеял он. – Это что?..

– Это то, – ласково произнес Франт, – что для таких разводок вы с Кондратом вашим ищите каких-нибудь лохов, понял? А нас на этот крючок не наденешь. Усвоил?

Выпученные глаза Доцента, казалось, соприкасаются со стеклами очков изнутри.

– Да вы что? Ребята… – шепотом выдавил он.

– Волк тамбовский тебе ребенок, – любезно ответствовал я. – Вставай, пошли.

Он сидел как приклеенный, не веря, должно быть, глазам и ушам, и я, сопоставив силу и расстояние, жестко пнул его в левую ногу.

Увесистая берца врезала по голени – не опасно, но дьявольски болезненно. Политолог дернулся, как эпилептик.

– Уй-й!.. – по-бабьи взвизгнул он, хватаясь за ушиб.

– Урок жизни, – сказал я равнодушно. – Нечего нас за простофиль держать. Ну, идем к шефу твоему, потолкуем об искусстве разведки и контрразведки.

Тут происходящее стало доходить до прочих.

– А-а-га-га!.. – загоготал Бандерас. – Значит, проверить вздумали: поведемся мы на легенду или нет? Дураки!

– Ну почему, – спокойно возразил я. – Придумано неглупо. Может, кто-то и повелся бы. Но мы ведь не пальцем деланные…

– Да подождите! – фальцетом воззвал Доцент, морщась и потирая голень. Глаза его метались, перебегая то на меня, то на Франта. – Вы что, подумали, что это провокация?..

– Точно так и подумали, – заверил я. – И все, хватит болтать. Бандерас, Жмых! Берите его под белы руки, и пошли к Кондрату. Потолкуем по-дружески. Я понимаю, проверка, все такое… Законно! Вот и поговорим.

Жмых с Бандерасом оба парни здоровые, Доцент мотыльком затрепыхался в их лапах.

– По… постойте, да постойте же! Ре… ребята! Да я правду… – в ужасе лепетал наш пленник. – Да они же меня убьют! Да я вам говорю… Да черт возьми, да поверьте же! Я правду… правду я говорю!..

Все это он проорал взахлеб, брызгая слюной, смешно и тщетно растопыривая ноги, стремясь зацепиться подошвами башмаков за ободранный линолеум.

Франт сумрачно усмехнулся, наблюдая эту картину, и вновь я раскусил его усмешку. Мы с ним вообще научились понимать друг друга без слов.

Доцент не врет – это я тоже понял. Проверка удалась. Момент истины – пожалуйста, вот он, на тарелочке с голубой каемочкой.

– Бандерас, Жмых, – скомандовал я, – отставить! – И позволил себе пошутить: – Вернуть объект на место.

Вряд ли «объект» сейчас мог оценить мое остроумие. Он тяжело плюхнулся на табурет, прерывисто дыша, глаза дико блуждали.

– Что скажешь, – я заговорил с Франтом явно, без переглядок украдкой, – похоже, не врет?

– Похоже на то, – откликнулся он.

Доцент все еще был в шоке, делал горлом судорожные глотательные движения, и я чувствовал, что сейчас могу из него веревки вить. Но не дано мне было это увлекательное занятие – раздался выкрик часового:

– Тревога!

О караульной службе мы, естественно, не забывали. Сейчас на посту стоял Ирокез – он забрался на крышу здания, заявив, что оттуда обзор лучше.

И вот:

– Тревога! – прогремев чердачной лестницей, Ирокез влетел в комнату.

– Что там?

– Пошла движуха. Окружают. Крупными силами.

Ирокез всегда говорил отрывисто, короткими фразами, не более трех слов в каждой.

– Вот! – Доцент очнулся. – Вот, я же говорил!.. Поняли, что я здесь. Вот черти… Ну, это Марсель, его работа!

Я плохо слышал его, метнувшись к окошку. Вид отсюда был неважный, но все же я заметил, как группа вооруженных людей спешит занять позицию близ самого здания ЖЭУ, за остовом развороченного грузовика. Понятно – чтобы потом стремительным броском ворваться в здание. Если что.

Тут меня вновь охватили сомнения. Как ухитрились Кондрат и компания догадаться, что Доцент здесь?..

Критический ход мыслей был, однако, прерван дурным жестяным голосом:

– Эй! Комбинатские! Слушай меня!..

Орали в мегафон. Старая электромеханика искажала звук, делая его каким-то бутафорски-грозным, – так, должно быть, рычат злые волшебники в детском театре. Но ясно, что это Кондрат, больше некому.

– Мы знаем, что этот пидор у вас. Доцент этот, которому профессором уже не стать. Знаем, что он изменник, паскуда! Тут все просто: отдайте его нам и разойдемся бортами мирно…

– Врет! – жарко зашептал Доцент. – Врет, собака! Ему важно знать, о чем мы говорили. Узнает – а потом вы ему на фиг не нужны!

В этих словах смысл был, и я задумался. Хотя и сознавал: в данной ситуации от раздумий толку немного, здесь должна сработать интуиция – а вот она-то и заткнулась, как назло.

– Ну что, командир? – обеспокоился Крот. – Что решаем?

Если б я знал, что мы решаем!.. Но сказать так я не мог, конечно. И не мог отдать приказ, поскольку не знал, что приказывать. Я лишь властно нахмурился, делая вид, что вот сейчас распоряжусь, – но на самом деле я пытался протянуть пусть несколько секунд в надежде, что меня все же озарит.

Не знаю, угадал ли это Доцент, а может, когда отказывают логика и интуиция, на помощь приходит случай, – но только он, Доцент, выхватил из недр одежды пистолет и шмальнул двумя выстрелами прямо сквозь стекло.

Бах! Бах! – он палил не прицельно, но на улице кто-то люто заорал – возможно, в кого-то попало. Осколки стекла со звоном брякнулись на асфальт, и тут же рассвет взорвался залпом из десятков стволов.

– Пригнись! – крикнул я, хотя это было излишне. Все проворно плюхнулись на линолеум, а несколько пуль впились в стену, выбив фонтанчики штукатурки.

– Вниз! – чудесным образом интуиция ко мне вернулась.

Мы вмиг слетели на первый этаж, впопыхах постаравшись прихватить всю амуницию. Доцент несся прежде всех. Слышно было, как истошно орет в мегафон Кондрат, но что именно – черт его знает. «Вперед! В атаку!» – надо думать, так.

Эта мысль призраком пронеслась во мне и враз воплотилась – с визгом распахнулась входная дверь, загрохотали сапоги, и не призрак, а здоровенный парень в камуфляже влетел в коридор с крыльца.

– А! – хрипло крикнул он, но что хотел сказать, навсегда осталось неизвестным. В руках он держал потертый АК-74, смерть нашу, – но пока ей рано было за нами приходить. Шадым оказался быстрей, его АКСУ зло харкнул огнем, и громила рухнул, бессильно хватаясь за стену. За ним скопом валили еще несколько – черт знает, на что они рассчитывали, наш огонь заставил их заметаться, кто-то упал, кто-то успел огрызнуться ответными выстрелами, но в целом наступательный порыв был сбит, мы удачно сместились в подвал, а Франт, прикрывавший арьергард, еще и добавил «подкидыша» из подствольника. Уже внизу, чувствуя, как в лицо пахнуло затхлой сыростью, я услышал взрыв, чей-то вопль и грохот слетевшей с петель двери.