Максим Лагно - Белый мусор (СИ)

Каждый метр личных апартаментов зажиточного имперца заполнен предметами, доставшимися по наследству от отца и дедушки. По наследству передавались не только старая мебель, все эти шкафы с обвисшими дверцами, насквозь пропитанные старческим запахом, но даже ковры или абажуры для ламп. Портреты предков, какие-то пожухлые наряды прошлых веков, растрескавшиеся чемоданы, в которых перекатывались давно устаревшие модели пистолетов небывалого калибра или инкрустированные гербами фамильные кастеты тех времён, когда кулачный бой был уделом аристократии. Коллекция ненужностей традиционно пополнялась новыми вещами.

Новые вещи устаревали вместе с хозяевами и передавались потомкам в очередном потрескавшемся чемодане. Всё это собирало пыль, дряхлело, прилипая к полу, и воняло от сырости.

Австралийцы не ценили предметы. У них был неисчерпаемый ресурс производства вещей на домашних сабжект-принтерах.

Если австралиец хотел себе новый столовый набор, что случалось несколько раз в месяц, он утилизировал старый, выбирал из каталога модный дизайн и печатал.

Если же имперец, с какого-то непонятного желания, хотел столовый набор (ведь все прекрасно обходились долговечными железными тарелками времён Третьей Мировой), то он шёл на рынок и долго торговался с продавцом. И часто уходил ни с чем, посчитав цену слишком высокой.

Я стала понимать желание австралийцев отгородится от материковых мутантов. Дело не только в якобы испорченной ДНК. Примерно так же жители материка отгораживались от выживанцев. Так зажиточные имперцы отгораживались от бедных соседей, делая вид, что не замечают, как те роются в мусоре, собирая бутылки из-под оранжины, чтоб сдать на завод для повторного использования.

Между нашими цивилизациями была пропасть не в одно-два поколения, а в целые тысячелетия. Об этой пропасти я редко говорила с Адрианом Маршем, хотя он странным образом постоянно пытался буквально залезть мне в голову, задавая регулярные вопросы: «Что ты сейчас думаешь?» Или «Что ты можешь сказать о том-то и том-то с точки зрения имперца».

Иногда мне казалось, что я на каком-то бесконечном интервью при приёме на работу.

Каждое утро я любовалась видом из окна.

Зелёные холмы. Ровные кроны деревьев, будто тоже распечатаны из актуального каталога растений в сабжект-принтере. Кое-где виднелись крыши соседних строений. Когда одному из соседей приходило в голову обновить архитектуру жилища, вокруг строения начинали виться стройботы. Через пару часов они заканчивали работу, и сосед въезжал в новый дом. Сосед был, как сказал Адриан Марш, «архитрендовый», обновлял дизайн хауса раз в несколько дней.

В чистом небе редко мелькнёт авион. И никаких громоздких дирижаблей с громкой рекламой или гроздьями грузовых контейнеров, которые заполоняли небо над всеми городами Империи. Контейнеры часто отстёгивались и падали, убивая иногда по несколько человек разом.

Потом принимала ванну. Почти бассейн. Полный горячей воды. Императорская роскошь! Вода не пахла ржавчиной или дезинфекционными химикатами. В ней не было мутных взвесей. Воду такой чистоты на материке можно было купить лишь в бутылках. Я даже помнила цену: три эльэкю за литр. Смешно вспоминать об этом, плескаясь в нескольких кубометрах чистоты, которая на материке стоила состояния.

А уж эти смешные состояния!

Клод или Жан-Люк гордились своими банковскими счётами. Но даже если они потратят все свои деньги, всё равно не смогут обеспечить и месяц той жизни, что вела сейчас я. Конечно, как я поняла, Адриан Марш не бедняк, но и не богач. Впрочем, у австралийцев нет сильного расслоения на богатых и бедных. Я до сих пор не понимало устройство общества. У них даже деньги отсутствовали, но при этом всё равно существовали какие-то системы измерения, единицы, которые австры копили или тратили на свои нужды. По-сути — те же деньги. Хотя Адриан Марш гордо отрицал это:

— Природа денег давно не имеет смысла для сверхразумного общества.

— Ты работаешь капитаном за бесплатно? От любви к Океан-морю?

— Нет, мне начисляют баллы рейтинга, но это же не деньги, как ваши примитивные эльфранки.

— Большая часть эльфранков существует в цифровом виде, как записи о ваших рейтингах.

— В Австралии можно жить, не гоняясь за рейтингом.

— У нас тоже, — не сдавалась я. — Уезжай в Санитарный Домен и живи без денег.

— Ты просто слишком отсталая, чтоб понять, — отмахивался Адриан Марш.

Несмотря на тысячелетнюю пропасть, австры могли быть такими же заносчивыми и высокомерными, как мы. Если кто-то с тобой не соглашается — назови его отсталым и чувствуй себя победителем.

После ванны — завтрак. Тоже в одиночестве. Ресторанный бес-пилот доставлял еду прямо на кухню через люк в потолке. На австралийском бес-пилот назывался уродским для моего слуха словом «дрон». Как кличка пейзанина, ей богу.

Жизнь была бы сказкой, если бы не вынужденно заточение.

— Нужно выучить хотя бы язык, — сказал Адриан Марш. — Я уже не говорю о понимании культуры нашего общества. Люди… австралийцы, они и не поймут твоё поведение. Я не хочу, чтоб ты страдала. Давай сначала подготовимся к выходу в свет.

— А мне разве нельзя прислонить голову к стене и всё выучить?

— К сожалению, нет. Биологический микрокомпьютер, мы называем его «твин», вживляется каждому австралийцу на пятом месяце жизни, в утробе матери. Твин растёт и развивается вместе с организмом. На стадии зародыша учимся управлять его функциями, прогружаем корневую информацию о мире, базовые знания языка. Хотя бы умение произнести традиционное Hello World во время родов. Ну и чего-нибудь по капризу родителей: любовь к музыке или основные архитектурные тренды. Неразвитые твины не могут вместить слишком много знаний.

Шли дни, но я ни разу не видела Дель Фина. Спросила о его судьбе у Адриана Марша.

— Мне мало, что известно, — охотно ответил он, — там же секретно всё. Так как Дель Фин знает о координатах, где хранится что-то важное, то тебя легко отпустили под мою опеку. А он остался под присмотром Президентского Совета. Он отказывается назвать координаты. Говорит, что эта информация — его абсолютная защита. Соглашается сопровождать конвой кораблей до места, как он называет «клада».

— Они уже отплыли?

— Сейчас это нереально. Слишком много кораблей Империи и Ханаата. Экспедиция в Бэдлэндс невозможна, пока не закончится война. Если тебе интересно знать, чем занят Дель Фин, могу поинтересоваться у своих источников.

— Нет нужды. Он напоминает мне о прошлом. А я хочу стать полноправным членом австралийского общества. Кроме того, я легко могу представить, что он занят тем, что шантажирует Президентский Совет. Запросил себе золотой динамик с долговечной батарейкой, да ходит, покрикивая в микрофон о величии негрян и о ненависти к Клоду.