Анастасия Ликова - Волк в овечьей шкуре - 2

— Да не обращай ты внимания, пусть смотрят. Знаешь, как в музее: смотреть — можно, трогать — нельзя. Мы для этого созданы, чтобы на нас смотрели и любовались.

— Вы что, музейные экспонаты? — улыбнулся я.

— Да, и не вы, а мы. Ты в том числе, — засмеялась она. — Да, кстати, ты ничем не хуже той бабы на «мерседесе». Такая же высокая, стройная, длинноногая, а на лицо еще красивее той выдры.

— Вера, мы — это мы. У нас все должно быть идеально: и лицо, и фигура. За нас платят деньги. Вот я, допустим, миллион баксов стоила, да и ты, наверное, не меньше. Мы секс-рабынями должны были стать, игрушками. Там даже делали игрушки под заказ, хочу Мадонну, на бабки, хочу, чтобы у меня была игрушка Сандры, хочу, чтобы мне минет делала Анжелина Джоли в восемнадцать лет — вот миллион вам. Так что, Вера, что сравнивать. Мы с тобой штучный товар, сделаны под заказ. Ладно я, у меня все хоть копия одной женщины, не знаю про остальное, но лицо — точно. А вот ты — копия многих женщин, уши одной, глаза другой, рот третьей, губы четвертой, прям Франкенштейн какой-то, только очень красивый! — мы засмеялись.

— Да, Алин, ты права. Даже если у оригинала, у той же настоящей Джоли или у любой из них, есть дефект, то у копии его уже не будет.

— Мне кажется, если бы кто-то захотел видеть у себя игрушку Сталлоне или Шварца, с сиськами, то девкам прилепили бы и их фэйсы.

— Нет. Насколько я знаю, они подбирали конкретного человека под конкретного персонажа. Вот тебя везли уже под конкретную личность. У вас, верней, у настоящей Алины, черты лица схожи с оригиналом. Были там и парни. При тебе были двое. Не заметил, что ли?

— Один я, да?

— Нет, ты был уже настоящей девушкой.

— Да что я там мог видеть, только сиськи и киски, еще тебя. Зашла такая деловая, надменная. «Будете делать, что я вам скажу». Ага, сейчас! — мы засмеялись.

— Я почти сразу поняла, что ты там по ошибке. Мне знаешь, как было тебя жалко.

— Оп-па, сейчас поедем, — я взял бинокль. — Да, он уезжает.

Отложив бинокль, я завел двигатель. Когда «мерседес» проехал мимо, я тоже выехал и встал у бордюра. Через минуту со двора выехал «гелек», еще через пару минут — «крузер». Сканер прохрипел:

— Все чисто.

Я тронулся за «крузером».

— Ну что, Гриша, проверили, что за тачка нас вела?

— Да случайная.

— Парни говорят, что он хорошо прятался за машины. По всему было видно, что ведут.

— Но потом же отвалил, больше нигде не всплыл. Случайность.

— Ох, Гриша, не верю я в такие случайности: утром — девки, в обед — машина непонятная. Ты вот что, возьми с камер их фото, пробей мне их, найди. Узнай, кто такие, чем дышат. Весь день покоя мне не дают. Да еще эта машина. Почему номера не засветили?

— Парни говорят: далеко было, а потом они резко ушли вправо, не успели.

— А вторую машину почему не отправили выяснить?

— Не подумали. Да это случайная машина.

— Случайная — не случайная, но будьте внимательней и таких оплошностей чтобы больше не было. Узнай, как дела на хвосте.

Гриша связался по рации, услышал ответ, что все в порядке, и отключился.

— Все в порядке.

— Сам слышал. Короче, найди мне этих девок. И вот еще что, свяжись с «третьим», пусть отваливает.

— Понял, — он опять взял рацию. — «Третий», отваливай. Как понял?

— Понял тебя, «первый», отваливаю.

— Надо же, какие деловые! Отваливай! Отваливаю! Ну что же, отваливай, а мы пойдем прямо.

Вскоре «лендкрузер» ушел вправо, а мы ускорились, и вот я уже вижу «гелика».

— Да, Вер, с одной машиной нам тяжело будет. Нужно маяк вешать, Андрюха подогнал кое-что.

— Кому вешать?

— «Мерину».

— Вопрос: как это сделать?

— Хороший вопрос.

Тут опять сработал сканер:

— «Первый», «третий» вышел на исходную.

— Понял, все в порядке?

— Пока да, буду догонять второго.

— Ух ты блядь! Президент позавидует их изобретательности.

— Они что, сзади?

— Да, уходить надо, — я увидел круговое движение, поехал по нему и ушел в сторону от «гелика».

— Смотри, что придумали, подстраховываются, — я остановился на стоянке и почесал затылок. — Играл, но не выиграл. — Я задумался. — Короче, утро вечера мудреней, сейчас копнем инет. Может, что интересного он нам скажет про эту фирму и хозяина.

Да, мы тогда еще не знали, что и на нас началась охота. Первое мое впечатление оказалось ложным. У него все намного сложней и грамотней. А вот чего он так боится? И где у него слабое место? Знать бы, где его домик? Нет, я тебя достану, теперь уже дело принципа.

— А может, надо было дать им обогнать?

— Нас сегодня уже раз засекли, второго раза быть не должно.

В гостиницу ехали молча. Вера смотрела на пробегающие мимо дома, идущих по своим делам людей. Кто-то спешит домой, к семье, кто-то — в магазин, кто-то — на работу.

А ведь она тоже когда-то мечтала и о белом платье, и о семье с детишками. Вот так же хотела спешить по своим делам, на работу, с работы домой, где ее ждали бы сын и дочка и любимый муж-красавец. Она бы ничего не знала о той, другой, жизни. Не знала бы ни Седого, ни Беса, ни Хохла, и Алину бы не знала. Оно ей и не надо было бы. Видела бы только по телевизору, что где-то кого-то убили или подстрелили…

Да, она хотела быть одной из всей этой серой массы людей, живущих в одном гигантском муравейнике под названием город. Но все ее мечты разбились в один момент, когда кто-то вот так, за карточным столом решил ее судьбу.

А теперь что? Хочет ли она того, о чем мечтала? О выходных с семьей, с друзьями, на море? Скорее, уже нет. Это не мир стал другим, это она изменилась. Она благодарила судьбу, что та свела ее с Алиной: если бы не та, где бы она была? Так и ублажала потных и грязных охранников, которые издевались как хотели, не считая ее не то что за человека, даже за женщину! А может быть, уже кормила бы рыб.

А Алина дала ей надежду. Что ее толкнуло в ту ночь пойти к ней в комнату? Она сама себе не может ответить. Она просто чувствовала в этой девушке силу, и самое главное — она видела, с какой нежностью и любовью эта девушка смотрела на нее. И это не смотря на те издевательства, которые она устраивала, да еще перед дочерью!

Как она боялась открывать ей ошейник. У нее тряслись колени. Но она решила: будь, что будет. Она повернула голову и посмотрела на сестру. Да, в ту ночь ее по-настоящему любили, со всей страстью, с какой только может любить человек. Не использовали в качестве дырок, а любили. Это был ее первый настоящий секс в жизни. Она тогда даже первый раз целовалась. Она еще тогда увидела в ней что-то мужское, грубое и в тоже время очень нежное. А как она смотрит на меня! Это же взгляд влюбленного мужчины! Господи, как ему сейчас тяжело! Вся эта жизнь, эти тряпки, эти… Все это — не его. А он находит в себе силы принимать это. Я же вижу, как ему многое что не нравится, но он делает, потому что так должна делать женщина. Другой бы на его месте уже бы или спился, или опустился.