Андрей Красников - Наблюдатель

– Не перебивай. Так вот, получается, что я полетел исследовать аномалию только потому, что меня тянуло побыстрее увидеть своих родственников и не хотелось терять время. А в переход полез, так как решил назвать местную звезду в честь племянницы.

– То есть, во всем виноваты твои роные? Если бы не они, то никто бы и не узнал про переход, выходит. И капитан Норвуд не взорвал бы ту планетку. Поражаюсь я тебе, милый. Придумать такой эффект бабочки лишь ради того, чтобы свалить с себя придуманную тобой же вину. Гениально!

– Да ну тебя, – я обиделся. – Я их не обвиняю. И вину с себя сложить не пытаюсь. Просто рассказал, как все было.

– Ты только той девочке, племяннице своей, то же самое сдуру не ляпни. Возможно ты и без психологов спокойно проживешь дальше. А вот она после такого рассказа – далеко не факт.

– Не буду я ей ничего рассказывать. У нее допуска нет, – я начал немного злиться.

Называется, пришло наконец-то хорошее настроение. Нет же, надо опять его мне испортить.

– Я рада, что хоть это тебя сдерживает.

На пару минут снова наступило молчание. Я тихо злился, девушка, похоже, сообразила, что перегнула палку и тоже притаилась.

А затем кораблик дернуло в сторону. Так дернуло, что меня, лежащего с краю кровати, сбросило на пол. Энни испуганно пискнула и уставилась на меня круглыми глазами.

– Что это?!

– Зафиксировано появление аномалии, сопровождающейся сильным гравитационным воздействием, – любезно сообщил Умник.

Я поднялся на ноги, потирая чуть было не вывихнутую руку.

– Раньше же не было? Что случилось?

– Раньше мы всегда находились или в центре гравитационного луча, или за его пределами, капитан. Сейчас мы находимся на его периферии. Гравитационное возмущение неравномерно.

– А почему ты его не скомпенсировал?

– Определить необходимый для начала компенсации момент без временной погрешности было практически невозможно, капитан.

– А какого дьявола мы вообще оказались в районе его действия?

– Руководитель текущей научной миссии привел аргументы, согласно которым я посчитал исследование данного явления важной для Федерации задачей, не вступающей при этом в конфликт с вашими директивами, капитан.

Все же Григорьев, чтоб ему лысину напекло…

Впрочем, ничего страшного все-таки не произошло, а мое личное отношение к ученому в рамках выполняемой работы, боюсь, нужно спрятать куда подальше.

– Так хоть предупреждай в следующий раз, что ли.

– Обязательно, капитан.

Я вернулся на кровать к успокоившейся девушке и принялся размышлять. Линкору на подлет к планете потребуется чуть больше суток. Мы за это время успеем добраться до трех-четырех аномалий максимум. И смысл во всем этом? Увидеть три куска неизвестного нам чужого неба?

Смысла, как я и предполагал, особого не было. Даже Григорьев, посмотрев два раза на открывающиеся перед ним переходы и не найдя в них ничего интересного, заметно заскучал. А стоило мне только появиться в командном отсеке, вообще принялся интересоваться местом, где можно было бы вздремнуть.

Стараясь не вспоминать про его недавнее поведение, я предложил ученому испытать на себе прелести темпорального сна, но идея почему-то не пришлась доктору по душе.

– Ну, тогда располагайтесь здесь, в кресле.

– А мне как быть? – его помощнице спать явно хотелось еще сильнее.

– Я могу предложить медицинскую капсулу или капсулу для остановки времени.

– А может быть, мы с Энн устроимся в каюте, а вы с доктором устроитесь в этих капсулах? – невинным тоном поинтересовалась Ирина Сергеевна, одновременно пытаясь состроить мне глазки и удержаться от зевка.

– Ну-ну. Из каюты я себя выгонять не позволю. Напомню, это была ваша идея – прыгать по системе и смотреть на переходы. Так что и последствия тоже ваши.

– Хам, – припечатала Попова и все же с нескрываемым наслаждением зевнула. – Тогда я в медкапсулу, она удобнее.

– А я, пожалуй, во вторую капсулу, – проговорил ее начальник, осознавший, что кресло – все же не лучший выбор.

– Вот и отлично. Умник, приготовь нам что-нибудь поужинать, а потом уходи к планете. Хватит с наших гостей изучения аномалий и гравитационных лучей.

За трапезой, во время которой нам пришлось расположиться все в том же командном отсеке, о чем-то напряженно думающий Григорьев неожиданно спросил:

– Алан, скажите, а сколько точно времени у нас есть для исследований?

– Насколько я помню, согласно расчетам Умника планета должна оказаться на поверхности звезды через пять месяцев.

– Вот меня немного беспокоит точность этой оценки… Дело в том, что “оказаться на поверхности” – это окончательный, финальный этап. А есть еще такие интересные вещи, как корона местной звезды, скажем. Есть вероятность того, что в последний месяц планета уже будет окончательно непригодна ни для исследований, ни для функционирования этого загадочного комплекса.

– Ученый здесь вы, вам виднее, – согласился я.

Если мы вернемся в родную галактику на месяц раньше, то и замечательно.

– Да-да, – рассеянно произнес доктор. – Скажите, Умник, а сколько точно времени сейчас остается до момента соприкосновения планеты со звездой?

– Согласно данным модулей, до этого момента остается сто четыре дня и девять часов. Данные могут быть неточны по объективным причинам вроде изменения активности звезды.

Мы все вчетвером уставились друг на друга. Затем я поднял глаза к потолку и поинтересовался:

– Ты не ошибся? Три с половиной месяца, а не пять?

– Все верно, капитан.

– А почему? Почему такое изменение в данных? – спросила Попова.

– Тринадцать дней назад модулями было зафиксировано скачкообразное усиление гравитационного луча после очередного появления соответствующей аномалии. С учетом того, что период обращения Линды вокруг своей оси практически совпадает с периодичностью появления этой аномалии, воздействие происходит по одному и тому же вектору, все больше и больше сокращая время существования планеты. И сейчас этот процесс ускорился.

– То есть, три с половиной месяца – это не окончательный срок? – возмущенно произнес Григорьев.

– В настоящий момент динамика гравитационных воздействий остается стабильной. В текущих условиях сто четыре дня – это реальная оценка.

– А если это еще раз усилится? – тихо спросила Энни.

– Недостаточно данных для анализа.

– Тогда всем настанет задница, – сообщила Попова, снова принимаясь за еду.

– На текущий момент нам доступны всего три момента для выхода, – принялся считать ученый. – Последний из них по времени слишком близок к падению планеты на звезду. Его также нельзя учитывать – потому что он будет последним.

– Остаются два, но в случае очередного изменения условий я бы не хотел полагаться на второй.