Дорохов Михаил - S-T-I-K-S. Быстрее судьбы [СИ]

— Только не пробуй. Чистый яд. Надо всегда несколько раз процеживать.

Новичок плотнее запахнул камуфляжную куртку, которую он схватил еще на базе резерва техники, и неожиданно ощутил под пальцами во внутреннем кармане картонный коробок. Сигареты! У новичка даже губы разъехались в улыбке. Этого очень не хватало. Он достал смятую пачку и заглянул внутрь. Бывший владелец имел в своем распоряжении четыре сигареты, которые ему не суждено уже было высмолить, и полупустую бензиновую зажигалку.

Монах неодобрительно посмотрел на пачку, чем вызвал вопрос напарника:

— Не куришь?

— Нет. Не вижу смысла. Если и расслабит, то очень ненадолго. Но тут курить можешь: труба прямо как вытяжка работает, запах не застоится, да и на стабе мы.

— Спасибо, — Якут сделал какое-то подобие реверанса рукой и зачиркал зажигалкой.

Огонек появился только со второго раза. Подпалив конец сигареты, и выпустив с уголка губ струйку дыма, он посмотрел пристально на Монаха и спросил:

— Послушай, я так и не спросил тогда. Зачем тебе нужно было в универмаг? Ты так тогда расстроился. Я думал, вообще останешься в том подвале помирать.

Проводник посуровел и нахмурился, уставившись в стену. Затем посмотрел на Якута. Вероятно, его подкупило что-то в виде напарника, а, может, и то, что они целый день были вместе и уже хлебнули лиха столько, сколько не выпадает некоторым трейсерам.

Да и участие в тоне новичка действительно было не поддельным. Якуту было интересно, что за человек с ним в одной связке.

Монах заговорил глухим голосом, словно из бочки:

— Я попал в Улей полтора года назад. Это случилось, когда я был на работе. Точнее, на перерыве. Привез подрядчика на площадки и поехал обедать. По пути чуть ли не влетел дважды в аварию. Ну, ты и сам видел, что в городе творится, когда начинается заражение. Сперва не придал этому значения. Потом, когда начали с ума все сходить вокруг один за другим, понял, что надо из города валить. Думал тоже, как и все, мол, газ какой или оружие биологическое или химическое. Ну, я в этом не разбираюсь. Маша — жена моя, работала в универмаге. Ну, я мгновенно сумку тревожную в багажник. Знаешь, мы помотались с ней много где. Приходилось, когда меня по службе бросали, в таких местах быть, где землетрясение как шарахнет — времени на сборы нет. Привычка осталась. Ну, в общем, она в тот день дочь нашу, Аню, взяла с собой на работу.

Монах перевел дыхание, которое начало учащаться по ходу разговора. Видно было, что рейдер мало кому выговаривался за время нахождения в Улье, а сейчас его понесло. Он посмотрел на Якута:

— Дай тоже.

Новичок протянул сигарету напарнику и подержал огонь перед лицом, пока тот подкуривал. Раздался слабый кашель.

Затем Монах заговорил вновь:

— Я приехал к ним, когда уже в универмаге начал твориться полный бардак. Мы с ней и дочкой побежали на задний двор, там стояла её машина. Ей уже плохо начало становиться…

Монах сглотнул тяжело и опустил глаза:

— Она оказалась не иммунной. Заражение коснулось и её. Мы думали поехать в Горьевку к её маме. Забрать её с собой и рвануть к родственникам в другой город. Но когда мы были в деревне, выяснилось, что её мама в этот день сама надумала ехать к сестре. Нам это соседи сказали. Связи, как ты понимаешь, уже не было. Наверное, поэтому до нас она и не дозвонилась сама предупредить: мы были в зоне перезагрузки. Маше уже совсем становилось плохо. Она несколько раз кричала на меня, будто её что-то распирает изнутри. Затем просто впадала в апатию полнейшую. Даже к дочери. Я — дурак, злился на неё, не знал еще — что это такое. В общем, я оставил её дома. А сам побежал в сельсовет: хотел позвонить по стационарному телефону сестре тещи. Оставил её с Аней.

Взгляд Монаха стал болезненный и жесткий, он уставился прямо в глаза напарнику, отчего тому стало не по себе. Голос стал монотонным и чеканным, будто рейдер сдерживал эмоции всеми силами. Но срывы и скорбный тон все равно пробивались сквозь завесу слов:

— Понимаешь. Дети до 15–17 килограммов не перерождаются. А Ане было всего три годика, и она очень худенькая была… Мы её на неделе той как раз из-за этого к доктору водили…

Рейдер не выдержал и уткнулся в ладони, еле заметно тряся плечами. Сгорбленная фигура взрослого мужчины, беззвучно рыдающего в рукав и пытающегося сдержаться, — тягостное зрелище. Получались, скорее, какие-то скомканные тихие всхлипы с редкой слезой — моральное напряжение полутора лет вылилось сейчас.

Якут молчал, потрясенный этой историей.

Сквозь сжатые зубы Монаха, невидящим взором уставившегося в одну точку на стене, послышалось продолжение:

— В общем, Маша переродилась. Ани уже не было в живых, когда я вернулся. Маша попыталась напасть и на меня. Но я просто выбежал из дома и побежал, куда глаза глядят. Не смог её убить. А надо было, чтобы не бродила зараженной так. Я не знаю, где она сейчас. Аминск перезагружается каждые полгода. Я уже третий раз возвращаюсь к нему. Раньше я не мог добраться дальше окраины города. Я слышал, что бывали очень редкие случаи, когда рейдеры находили своих родственников на заново перезагружающихся кластерах. Я надеялся успеть туда и забрать их. И успел бы, если бы не Алмаз и его дружки.

Голос Монаха приобрел металлические и грубые нотки плохо скрываемой ненависти:

— Я надеялся достать хотя бы Аню, если не повезет, и Маша снова окажется зараженной.

Якут, задумавшись, смотрел на своего напарника поневоле. Душераздирающая трагедия обычного иммунного, одного из многих. Одинокого даже в этом мире из — за отсутствия дара и, поэтому же, всеобщей славы «проклятого».

Лысый рейдер решил разрядить обстановку и проговорил:

— Прости, что спросил.

— Ничего.

— У тебя не осталось их фотографии?

— Есть. Держи.

Фотография перекочевала в руки Якута. На карточке была весьма миловидная блондинка с длинными пышными волосами. Обычное лицо, немного курносая. Яркие глаза — вот что украшало его. Довольно высокая для девушки.

Перед ней, прижавшись спиной к материным ногам, стояла девочка в платьице и недоверчиво смотрела в объектив. Худенькая, маленькая. Якут пристально смотрел на фото, замерев на полминуты. Затем спросил, пытаясь отвлечь напарника от грустных дум:

— Высокая вроде. Она что, выше тебя на каблуках будет?

Монах впервые улыбнулся за последний час и торопливо проговорил:

— Ну, при мне не надевала больших, чтобы были одного роста. Мы познакомились незадолго до того, как в армию попал, на контракте остался. Покидало нас. Но везде вместе были всегда. Она тихая была. Но очень терпеливая. Мне иногда казалось, что у меня нет столько терпения, сколько у нее. Когда Аня родилась, у меня вообще весь смысл жизни стал — они обе. Думал переехать в город покрупнее — там наклевывалась хорошая работа. А потом… Ну, ты уже знаешь.