Андрей Васильев - Черная весна [СИ]

— Можно выпустить друзей по несчастью — возразил я — Вон, только в соседней камере шесть человек сидит.

Сказав это, я повертел головой. Бывалый люд рассказывал, что в камерах бывают такие специальные отверстия, которые являются слуховыми трубами. Мол, сидельцы общаются, а люди из тюремной охраны, а то и городской стражи их слушают. Ничего такого я не заметил, но червячок беспокойства у меня внутри остался.

— Вариант — призадумался Гарольд — Ладно, это мы еще обсудим. Итак — второе положительное обстоятельство — мы можем наконец-то выспаться в более-менее приличных условиях. Мне лично этот гамак на корабле до смерти надоел.

— Вот тут — да — признал я — Хоть и жарко, зато задница в воздухе не болтается. Что еще?

— Кое-кому придется пошевелить мозгами над тем, как нас выручить — Гарольд широко улыбнулся, отгибая третий палец — Знаешь, приятно иногда побыть чьей-то головной болью.

— Ой, ладно — фыркнул я — Есть у меня подозрения, что ты и до того кучу проблем окружающим создавал.

— Ну, и последнее — мой друг отогнул еще один палец — Если все-таки дело дойдет до топора и плахи, я буду очень, очень красиво смотреться на эшафоте. Сам посуди — в белой рубахе…

— В серой — заметил я — Как и у меня. Откуда им у нас взяться, белым? Мы в тюрьме, тут прачек нет. А если совсем честно, мои и до того не сильно белые уже были. То война, то корабль…

— Ну да, переодеться я не успел — Гарольд с отвращением глянул на рукава своей рубахи — Ладно, в почти белой рубахе, молодой, стройный, красивый. Еще волосы распущу! Все девицы помрут от восторга!

— Что да, то да — даже не стал спорить я — Особенно если волосы распустить. И знаешь, чтобы ветерок эдак их слегка развивал. Очень красиво будет смотреться. В аккурат до того момента, как палач тебе первую руку не отрубит. Или ногу? У вас с чего четвертование начинают? У нас с рук.

— Скотина ты, милейший фон Рут — заявил Гарольд — Такую картину испортил. Теперь ни малейшего желания нет на эшафот идти. Придется как-то выбираться отсюда.

— Крайний срок — понедельник, то есть через четыре дня — заметил я — Во вторник состоится суд, где нас приговорят к смерти.

— Думаешь?

— Уверен — я снова лег на спину — Вот кабы тебя отвезли к королю, то, может, и нет. Тебя же король в лицо знает?

— Знает — подтвердил Гарольд.

— Вот потому тебе туда и не попасть — продолжил я — Просто составят документ, по которому некий дворянин, возможно, даже безымянный, чуть не прибил родных и подсунут его на подпись королю, а тот его подмахнет. Или даже без этого обойдутся. Знаешь, в судебных канцеляриях и не такие странности бывают. Заверит приговор какой-нибудь бумагомарака, да и все.

Я сам в местах, вроде королевской канцелярии не бывал, но вот беззубый Руфус, который частенько ночевал со мной в одной раймилльской ночлежке, много про подобные штуки рассказывал. Он сам лишился всего, чего имел, вот таким же образом, через поддельные бумаги, за большие деньги, заверенные подлинными печатями и подписями. У нас ведь все решают связи и знакомства, у Руфуса их оказалось меньше, несмотря на его положение. Потому в какой-то момент его племянник стал жить-поживать в бывшем руфусовом огромном доме и кататься на карете с золочеными спицами. Сам же Руфус спал в ночлежках и дрался с нищими за кусок хлеба до той поры, пока ему горло не перерезали.

Что уж говорить про нас? Дядюшка Тобиас отсыплет золота, кто-то где-то подпишет бумагу и поставит печать, а потом мы будем стоять на виду у всего города на Судной площади.

— Шутки шутками, но я не желаю подыхать от рук палача — уже без иронии произнес Гарольд — Лучше тогда уж наш первый план, с тюремщиком. По крайней мере умрем от честной стали и в бою, все не стыдно у Престола будет в глаза Владыкам посмотреть. Да, жизнь была бестолковая, зато смерть красивая.

Мог бы я сказать, что не красивая она, а глупая, поскольку влезли мы в эту всю канитель напрасно. Мог, но не стал. Потому что тоже в этом всем виноват. Не убей я еще во время войны ученика мистресс Эвангелин, и сейчас бы не здесь на топчане лежал, а спокойно зубрил заклинания в Вороньем замке. Все хороши, проще говоря.

— Ты со мной? — привстав, протянул мне руку Гарольд.

— Как всегда — пожал я ее — До конца.

— Красиво сказал — одобрил он — Прямо как в романах, которые мои бестолковые сестрицы так любят читать! Ох, духота какая!

— Слушай, а вот мне интересно — спросил я, вытерев со лба пот, моментально выступивший от телодвижений — Твой брат упоминал некую Люсиль. Если не секрет — в чем там дело?

На самом деле данное имя я услышал сегодня не впервые. Еще прошлым летом оно мелькнуло в ночном разговоре моего друга и Аманды, который я случайно подслушал. Правда, случайно. Не нарочно.

— Люсиль — Гарольд помолчал — Там все неприятно вышло. Сильно неприятно.

— Не хочешь — не рассказывай — предложил я — Все понятно, семейные дела это такая штука…

— Семейные — Монброн рассмеялся — Знаешь, я все чаще начинаю понимать тех, кто называет своей семьей нашу дружную компанию. Ей-ей, наши узы прочнее, чем любые кровные. Да что там, сам посуди — мой брат меня предал, мой дядюшка хочет моей смерти, мои сестры и мать промолчали, а ты готов идти за мной на эшафот. Вот и задумаешься, где она, семья на самом деле.

— Тогда рассказывай про Люсиль — потребовал я — По-нашему, по-родственному.

— Не язык у тебя, а помело — заметил Гарольд — Ладно уж. Хотя там особо и рассказывать нечего. Есть у нас в Форессе уважаемое семейство по фамилии Лавиньи. «Старая» кровь, изрядное состояние, естественно, в родстве с другими благородными семействами, и с нами в том числе. Кстати — по дядюшкиной линии. Ну, и, как водится, я знал всех своих погодков из этой фамилии, поскольку при одном «малом дворе» были приняты, по одним балам ходили, на одни охоты ездили. У нас так принято.

— «Малом дворе»? — уточнил я.

— Ну да — Гарольд повертел пальцами в воздухе — Двор наследника престола. Наши отцы состоят при правящем короле, мы, их благородные потомки, при будущем монархе. Традиция. По идее, от нашего дома там должен был Генрих присутствовать, как старший, но он к этому был не приспособлен совершенно. На лошади сидит криво, шпагой как вертелом машет и крови боится. Опозорил бы он нас, вот отец меня туда и отправил. Мол, все одно никому дела до этого нет. А я что? Только рад был. Там весело было.

— Слушай, если ты наследника престола знаешь, так это хорошо — оживился я — Может…

— Он умер три года назад — прервал мои соображения Гарольд — Как объявили, от геморроидальных колик. Но я так думаю, что его сгубила та хворь, что в бокале с вином легко растворяется, и вкуса не имеет. Его место занял средний сын короля, а его я почти не знаю. У него своя свита, ближним покойного принца в ней места нет.