Дмитрий Веряскин - Бури над Реналлоном

Раздались щелчки взводимых курков. Несса сжалась перед броском.

И тут неподвижный Инглав восстал во всей мощи боевой трансформы. Выстрелы грянули вразнобой. Люди, хоть и старались держаться поодаль, видимо, не представляли себе возможностей рассвирепевшего, впавшего в боевой раж тас’шера. Десять ударов сердца по площадке метались гротескные тени, а потом все кончилось. На камнях остались неподвижные изломанные фигуры.

– Ты ужасен, – капризно заявил, вставая, Тарташ. – Во-первых, зачем надо было убивать всех? Я не умею допрашивать мертвых, не мой профиль… А во-вторых, зачем это надо было делать так грязно? Все вокруг заляпал кровью. Даже суп… то, что от него осталось.

– Так получилось… – смущенно отозвался Инглав, сбрасывая трансформу. – А где девочка?

В пятно света вступила Несса, таща последнего из нападавших. Нападавший что-то хрипел, из пробитого легкого шла багровая пена. Такая же пена была у него на губах.

– Брось падаль! – приказал Тарташ, скривившись.

– Он еще жив! – возразила девушка, опуская раненого на землю.

– Да, только говорить он не может. И все время повторяет, что ему больно и что Манра его не поймет… Это простой наемник, толку от него никакого. Добей его лучше.

Колокол спустя на площадке мало что напоминало о нападении. Кровь была засыпана песком, обнаружившимся у привязи. Как пояснил Инглав, люди всегда оставляли такие запасы, чтобы удобнее было убирать навоз. А Тарташ не преминул съязвить, что навоз они и убирают – человеческого общества. Тела обыскали и закопали поодаль. Инглав нашел где-то здоровенные камни и привалил импровизированную могилу. «Чтобы хищников не привлекать», – пояснил он. Тяглуны немножко поволновались, но уже вскоре вновь принялись за еду.

И к восходу Имеры следов короткого боя видно не было.

Несса первая обнаружила стоянку нападавших. Собственно, стоянкой эту вытоптанную в траве проплешь назвать можно было с натяжкой. Кострище, брошенные заплечные мешки и тоскливо воющая на привязи ищейка – несуразный зверек на коротких ногах с топорщащейся шерстью и печальными глазами. Ищейку прикончили, хоть Несса была против. «Она натаскана на наши запахи. Не думаю, что натаскать другую для них такая уж проблема. Но не будем облегчать задачу!» – в своей манере снисходительно пояснил Тарташ. Среди вещей ничего примечательного не было: походные наборы много путешествующих наемников. Ни значков, ни документов.

– А главный опять ускользнул, – задумчиво произнес тер’коэр, указывая на примятую траву. Раньше там явно лежал мешок – чуть меньше, чем у остальных, но тяжелее.

– Живучий гаденыш… – откликнулся Инглав, выпуская и втягивая шипы на кулаках.

– И талантливый, – согласился Тарташ, едва не обнюхивая ямку на месте мешка. – Никаких следов.

Тем временем короткая летняя ночь превратилась в рассвет. На дороге началось движение, и полукровки решили ехать дальше.

– Сегодня ночуем в городе, – сообщил Инглав. – А вот завтра они повторят…

Единственно достойное упоминания, что осталось от нападавших, – семь отличных армейских карабинов. Инглав словно обрел вожделенную игрушку, носился с ними, осматривал каждый, протирал, порывался смазать. Тарташ решительно отобрал оружие у товарища.

– А вот это мы точно закопаем. Причем в другом месте.

– Как?! – горестно вскрикнул тас’шер, которому дырки в шкуре начали надоедать.

– Молча. С полным пониманием, что это – улика. Причем улика не только для наших преследователей, но и для рядовых дорожных блюстителей и просто солдат.

Инглав вздохнул и опустил плечи.

Да, карабины были хороши. Но Несса, хоть и протестуя против необходимости, поддержала менталиста. Впереди был еще не один осмотр, и давать повод для ареста не стоило. Так что карабины закопали в пяти сотнях шагов от стоянки, после чего Тарташ старательно расправил траву, скрывая их следы.

Тем временем стало совсем светло, светило поднялось над кронами лесополосы, и полукровки отправились в путь.

Как описать путешествие по густонаселенной стране на медленной повозке? Изо дня в день похожие пейзажи, одинаковые дороги, замощенные диким камнем («И где люди набрали столько одинаковых камней?»), однообразные имперские постоялые дворы, словно близнецы-братья, ежевечерне принимающие фургон в свое чрево, одинаковая, хоть и сносная еда. Для описания следующих пяти дней хватило бы одного слова: скука.

Скучали ли ее спутники, Несса не знала. Все эти дни она не находила себе места, истово желая хоть какого-то разнообразия. Но день сменялся днем, повозка скрипела на камнях, покачиваясь, и ничего не происходило.

Поэтому, когда на горизонте появился лес, девушка поначалу никак не отреагировала – дороги в империи были обсажены ветрозащитными посадками, и поначалу лес воспринялся как очередная такая полоса, облекающая перекресток. Но чем ближе фургон подъезжал к лесу, тем очевиднее становилось, что к этому скоплению деревьев люди непричастны.

Тарташ, чья очередь править должна была наступить через три колокола, высунулся из-под тента и прислушался.

– Скучно, говоришь? – скрипуче обратился он к квартеронке, изображавшей мальчишку на козлах повозки. Несса искренне ненавидела дурацкую соломенную шляпу, бесформенную холщовую рубаху и такие же порты, которые ей приходилось на себя напяливать. Но спутники не без злорадства объявили: или маскировка, или сиди в фургоне. И ради возможности вырваться из-под душного пыльного полога Нессе приходилось терпеть это убожество.

– А то сам не знаешь… – вяло огрызнулась девушка.

– Смотри, как бы вскоре не оказалось слишком весело, – покачал головой тер’коэр, скрываясь в фургоне.

– Вот в этом все они… – не слишком тихо буркнула Несса, в явной надежде, что спутники услышат. Даже идея поругаться казалась сейчас просто замечательной.

Но фургон хранил гробовое молчание.

Два колокола спустя фургон въехал под кроны первого встреченного дикого леса. Сухой и пыльный воздух сменился влажной прохладой, старые деревья с толстенными стволами презрительно отмахивались ветвями от жары средней полосы. Где-то недалеко журчал ручей. Но мощенная камнем дорога все так же убегала вдаль. Повеселевшая квартеронка вертелась на козлах, разглядывая почти родные деревья.

Из недр фургона высунулся сумрачный Инглав, оглядел окружающее великолепие и хмыкнул:

– Так, егоза. Давай-ка внутрь. Тарташ что-то чувствует, но не может точно сказать что.

– Он вечно что-то чувствует, а мне в духоте и пыли париться… – пробурчала девушка, перебираясь с козел в темную духоту фургона.