Сергей Кусков - Ангел с пламенными крыльями-1

- Хуан, у нас получится! - продолжила эта дрянь, не замечая, что оступилась. - Хватит заниматься ерундой, пошли!

Всё, достаточно. Теперь мой раунд.

Улыбнувшись еще искромётнее, как только мог, я обратился к залу:

- Уважаемые сеньориты! - Есть, мгновенно воцарилась тишина. - Сеньорита Васильева здесь пытается играть в штаб отдела специальных операций ВКС... Но я её несколько разочарую. Я собрал вас всех не для этого. В смысле, не для разработки плана операции. Точнее, НЕ СОВСЕМ для этого.

Тишина зазвенела.

- Я хотел бы сделать для всех несколько важных объявлений. Но сначала хочу показать вам кое-что.

- Нет, это не запись с места трагедии, - покачал я головой. - И не ролик с виновными, или ещё кем-то. Это нечто другое. Впрочем, лучше посмотреть самим.

Кивнул, подав знак. Девчонки Терезы приказали искину отключить в помещении свет, одновременно включая местный голографический проигрыватель. Настолько мощный, дающий настолько сглаженную картинку, что даже запись с любительского устройства на нём смотрелась довольно приятно.

Запись эту я компоновал из множества, из сотен фильмов, переданных Оксаной, сестрой Макса. Она не хотела отдавать их, считала меня убийцей, и только крест и письмо, написанное братом собственноручно, подтопило лёд. Она позвонила мне через несколько дней после казни, но коробку с вещами передала через порог, не впустив в квартиру, молча и не смотря в глаза. Так сказать, исполнила последнюю волю брата, хоть и не была согласна с этим его решением. Ну, и на этом спасибо.

Только просмотр фильмов в свободное время занял у меня несколько месяцев. В основном записи касались быта осажденного подземного города, интервью у людей, которых я не знаю, память о которых осталась только в этих плёнках. Самое же ценное находилось в хронологическом конце - те самые записи с боевых скафов, которые Макс принимал до последней секунды, до самого взрыва бомбы. По ним можно было сделать полнометражный документальный фильм как патриотического окраса, так и совсем наоборот... И я таковой сделал. По крайней мере, приложил все силы и все способности для этого. Господин Ноговицын, увидь этот монтаж, убьёт меня... Но с другой стороны, он знает, что не святой, и... Сам виноват. У каждого из нас наступает время собирать камни. Фатум, закон воздаяния - ничего личного.

Первым на картинке возник бункер, подземное помещение. Панорамный обзор в сто градусов - действительно, с боковых секторов ничего не увидеть. Помещение большое, в нём находилось человек двадцать народу, может и больше. Что-то вроде комнаты эмоциональной разгрузки - были видны спортивные тренажёры; во всех концах стояло оружие, виднелись части совсем недавно снятых доспехов и биоскафандров. Люди сидели, лежали, занимались, играли в карты, спорили или чистили оружие. Люди разные, и в смысле национальной принадлежности, и расовой. Лишь лёгкая форма цвета красно-серого хаки у всех, местами тёртая и не совсем чистая, а местами рваная и откровенно грязная, выдавала в них принадлежность к единой монолитной категории людей - членов боевого подразделения.

- Привет! С вами в эфире снова я, Максим Копылов! - раздался закадровый голос человека, держащего камеру. - Стажёр медроты третьего батальона ополчения Десногорского укрепрайона.

Сегодня четыреста восемнадцатый день обороны города, и я веду свой репортаж из казарм роты охранения участка вольфрамового завода, где мы продолжим общаться с доблестными бойцами ополчения и шестой интербригады, защищающими Смоленск.

Камера поплыла, охватывая убогость интерьера бункера. Обшарпанность стен, плесень на потолке. Ржавую решётку вентиляции... Усталых людей, искусственно поддерживающих себя в бодром состоянии духа. Обветшалую местами рваную форму... И шевроны старой республиканской армии с большой пятиконечной звездой. Снимавший не обращал внимания на такие детали, совершенно искренне считая их обыденностью, и одно только это угнетало.

- Сегодня тринадцатое июня две тысячи четыреста тридцать седьмого года. Идёт четыреста восемнадцатый день обороны Смоленска, война на планете длится пятый год. Спросим, кто что думает по этому поводу?

Камера 'пошла' вперёд и остановилась возле одного из парней, молодого мужчины с волевым лицом и шрамом на щеке, сидящем на кушетке полулёжа, сцепив руки в замок на затылке. - Скажите, что вы думаете по этому поводу?

- Макс, отвали! - произнес боец, не раскрывая глаз.

- Ясно. - Камера переместилась на его соседа, сидящего на своей кушетке с ногами и что-то читающего в виртуале. - А что скажете вы?

Виртуал погас, открывая зрителю совсем юное, почти мальчишеское лицо светловолосого парня.

- Привет!.. - помахал он рукой. - Я - Стас!

- Да-да, это по-прежнему наш Стас, - подтвердил голос. - Напомни, Стас, откуда ты?

- Из Пскова.

- Стас из Пскова. Интербригада. Что скажешь по поводу войны и наших шансов на победу?

- Скажу, что пока мы живы, враг не пройдёт! - Стас поднял вверх сжатый кулак, но эмоций в его возгласе было не много. Скорее привычка говорить одни и те же слова. - Мы будем гнать этих ...лядей до самого имперского сектора! А потом вышвырнем за пределы планеты, в космос.

- А ты? - Камера сместилась к еще одному отдыхающему бойцу, работающему с гантелей. Тот обернулся. - Для начала представься.

- Макс, ты задолбал! - выцедил боец. - Каждый раз одно и то же!

- Тебе что, сложно? - по-свойски фыркнул Макс.

Вздох.

- Андрей. Из Питера. Доволен?

Судя по всему, державший камеру улыбнулся.

- Итак, что скажешь по поводу военной обстановки на текущий момент?

- Скажу, что всё хреново. Но мы победим. Если уж эти ...ляди больше года не могут нас выковырять... Да не одни, а вместе с амигосами... Мы выдержим. А потом погоним их назад. Потому, что за нами правда. Это наша земля.

- Ты останешься здесь после победы?

На лице парня проступили следы борьбы.

- Я подумаю, - честно ответил он. - Тут с гравитацией не всё в порядке. Я привык, что если вещь что-то весит - то весит, - подбросил он высоко вверх тяжелую гантелю килограмм на шестнадцать, какую на Земле выжимал бы, лишь использую специальную технику.

Камера вновь поехала, и приехала к одному из тренажеров. Там тоже занимались, остервенело рвя жилы, перетягивая тяжести, но делала это женщина.

- А это наша Ингрид. Хэлоу, Ингрид! - позвал парень.

Сеньора в майке с оголёнными бицепсами лет тридцати, с раскосыми глазами и кожей слегка-слегка шоколадного оттенка, выдающих в ней яванку, отложила штангу и поднялась, похлопывая руками. Прошептала что-то неразборчивое, из которого я понял лишь 'Fuck...'