Николай Побережник - Потерянный берег. Рухнувшие надежды. Архипелаг. Бремя выбора [сборник]

– Ну, тута чего мозги-то наперед ломать, ну происходит всякое, люди они завсегда сами себя перехитрить горазды. Ты мне лучше вот что скажи, Сережа, тебе-то до этого всего какое дело? – Михалыч с хитрым прищуром посмотрел на меня из-под густых седых бровей, достал из кармана старую жестяную, местами ржавую коробочку от карамели, вынул оттуда самокрутку, зажигалку и закурил.

– За остров наш переживаю, не хочу, чтобы нам жить мешали, люди натерпелись всякого, только в себя пришли, а я не знаю, Михалыч, чую прям, что неприятности какие-то надо ожидать.

– То, что оружию всякого артиллерийского выменять решили – это хорошо, тут хоть с одного бока прикрышка и острову защита, а вот с остальным… Поди теперь разбери, сколько тех пушек уже разошлося по рукам. Хочешь али не хочешь – придется вмешиваться в жисть, и в ту, что на материке, и в ту, что по другим общинам. Южнее плавали, «Аврора» не сдюжила, значит, и людям, что там есть, несладко, и искать они будут места лучше, история знавала исходы, цельными государствами переселялися! Что севернее – нам тоже неизвестно, может, ты с Иванычем, может, еще кто тудой сплавает да узнает… А у нас тута да, привыкли люди к спокойной жизни, не климат, а эта, прости господи, фиеста сплошная!

– Сиеста, – поправил я Михалыча.

– Ну да, она самая… так вот, знай себе трудись и сыт будешь, и угол свой имеешь, а ну как опять кто со стороны решит эту нашу, как ее… а, гармонию с идиллией сломать, а? То-то, не будешь свой нос сувать в дела чужие, то кто-то обязательно сунется к нам, да еще клешни окаянные свои потянет! Наглеть оно, конечно, ни к чему, но и нос по ветру держать надоть, а случись чего, то и по мусалам им! – Михалыч хлопнул по столешнице ладонью, громко вышло, даже Бим переполошился, выскочил из-под стола и залаял.

– Добро должно быть с кулаками?

– Вот, в самую точку! Одному богу известно, как у нас тут все дальше пойдет, да и вообще по свету белому, но те времена, что нам отпущены, надоть прожить так, чтоб по совести да по правде, и чтобы детям не стыдно за отцов было… а бочки, что собрался на обмен оружья везти, верни! – нахмурился Михалыч. – У меня больше чистой тары под жидкий продукт нет! Вон хлопцы на хуторе из камер автомобильных бурдюки делать навострились, вот в те бурдюки и набрать масла на обмен. А то повезешь и все, пиши – пропало, где ты там и во что переливать все будешь?

– Хорошо, – согласился я, – тогда передай Ирине мое распоряжение, масло в бочках не трогать, а ты привези ей с завода четыреста литров в этих бурдюках, да ящиков каких наколотите, чтобы удобно было с погрузкой.

– Вот, другой разговор! Да, ты к нам когда в гости? Бабка моя будет очень рада, если ты всем семейством нас навестишь, оладей наделает, а?

– Да, давненько я на хуторе не появлялся, все по отчетам служб представление имею.

– Я понимаю, занятой ты, но все ж найди время, и нам старикам приятно и тебе о трудах наших не только по бумажке знать надобно, – подмигнул мне Михалыч, – ну, ладноть, стратегицкий запас да бочки вернул, можно и к делам приступать.

А здорово все же, что на Сахарном мы создали службы, которым уже не нужно так называемое ручное управление, вон на хуторе пару месяцев не был, и ничего, работает налаженный механизм. Климат позволяет дважды собирать урожай, есть где его хранить и перерабатывать, излишки раздаются островитянам или вывозятся на продажу в Лесной. Хуторяне сами отстроили ледник – большую землянку, в которую закладываются скоропортящиеся продукты, куски льда делают путем заморозки воды в тех же автомобильных камерах. Запускают на сутки пару морозильных ям, что Сашина команда добыла в мародерке на материке, завязывают с одного конца рукав камеры, заливают воду с другого конца, завязывают и в морозилку, а потом с ледышки камеру как носок снимают и готово – сносят в ледник в деревянные ящики. На окраине хутора уже есть целый квартал из лабазов, вот где стратегический запас, чего Михалыч там только ни хранит – мука, вяленое мясо и рыба, мед… да много чего наши «кулаки» там прячут.

Валерий Павлович, наш главный инженер и вообще главный по строительно-монтажной части, тоже отлично развернулся. Человек он несколько медлительный, но это лишь оттого, что каждое слово, каждое действие и тем более каждую реализацию запланированного он многократно обдумает и выдаст единственно верный вариант. Мы вон в свое время напланировали в районе хутора стройку мини-завода, но Валерий Павлович все наши планы забраковал, потом они с Федором долго думали и выдали свой план – все цеха, склады и прочее они разместили компактно рядом с нашей мини-ГЭС, в результате и ввод в эксплуатацию шел быстро из-за близости к источнику электроэнергии. И запуск того же маслоцеха почему быстро получился, потому что все в шаговой доступности: и два больших поля с подсолнечником, и склады хранения как сырья, так и готовой продукции. Была, правда, загвоздка, как долго хранить масло, чтобы потом прогорклостью не отдавало, тут опять же народная память пришла на выручку… Устроили мы тогда с Валерием Павловичем, Михалычем и Федором «летучку», прямо в доме у Михалыча, под вкусные оладьи бабы Поли, и обсуждали вопрос хранения масла.

– Тю, так шо тут думать! Чтоб масло не прогоркало, надоть моркву крупными кусками порубить и положить в масло, одна средняя морква на три кило масла, – утерла нам нос баба Поля.

А морковь, кстати, вызревает просто гигантская!

После обеда в кругу семьи снова отправился в форт, где сразу заявился на узел связи, махнуть севшую радиостанцию, а заодно и поинтересоваться новостями. Васю не застал, видно, Иваныч насел на него и не отпускает с «Пожарника», пока все не сделает. В просторной, но тесно заставленной оборудованием комнате дежурили когда-то спасенные студенты Дима и Ксения, уже не те вздрагивающие при каждом резком звуке запуганные тинейджеры, а можно сказать, матерые служаки.

– Здрасьти… ой, здравия желаю, – подскочила Ксения, когда я вошел на радиоузел.

Форменная рубаха с коротким рукавом, заправленная в шорты, умело перешитые из комплектов армейской «флоры», пояс, на нем открытая кобура с ТТ – все это на ней теперь сидит как положено, не то что несколько месяцев над. Дима хоть и увидел, что я вошел, но был «на сеансе», он лишь кивнул мне в знак приветствия и, прижимая одной рукой наушник, второй рукой быстро писал в журнале приема.

– Здравствуй, Ксюша, как обстановка? – я снял с пояса радиостанцию и поставил ее в стакан-зарядник, коих на специальном столе было несколько, а взамен взял заряженную станцию.

– Дима вот радио от Слободы принимает.

– О, как раз, – я присел и решил дождаться. – А как вообще служба?

– Хорошо, мне нравится, очень интересно.