Руслан Михайлов - Эхо войны

Чуть подумав, Инга кивнула и скрылась внутри кузова.

Прошла минута…. Другая….

Перегруженный грузовик злобно взревел двигателем, поддал ходу, начал догонять стонущий школьный автобус. Что ж, ответ от Бориса получен – мы не будем останавливаться на ночлег. Мы пойдем быстрее….

До самой Ямы мы шли спокойно и уверенно.

Так вышагивает гордый крепкорогий баран, презрительно поглядывающий на всех и недовольно морщащий губы, не подозревая, что идет он прямо в руки к мяснику уже наточившему нож и подготовившему крюк для подвешивания мясной туши.

С ролью барана мы справились просто отлично.

Сначала легковая машина перевалила через взгорок и начала спускаться в долину, начинающуюся огромной язвой заброшенного карьера и бугристыми вздутиями отвалов. За ним последовал автобус. А потом и грузовик опустил нос по склону и покатился вниз, облегченно охая мотором.

В этот момент я тихо и буднично произнес на ухо вздрогнувшей Инги разморенной весенним солнцем:

– Тревога.

– Что?

– Тревога. Стреляй вон туда, прямо сейчас – я указал рукой на валяющуюся в стороне от дороги ржавую железяку некогда бывшей дверцей от какой-то колесной техники.

– Битум, ты чего? Это же ржавое старье валяющееся в пыли….

– В прошлый раз железяки там не было! И куста того высокого не было! За день вырос что ли?! – уже в голос рявкнул я, досадуя на заторможенность Инги – Стреляй! Патрона жалко?! Э-э-эй! Тревога! Тревога! Тревога! – упав на живот, я засунул голову в кузов грузовика и закричал – Тревога! Сейчас нападут!

Д-дах!

Инга меня послушалась. Выстрелила. Считай что в упор из мощной снайперской винтовки. Я вскинулся достаточно быстро, чтобы увидеть свежую дыру в старом ржавом металле на подлетающей в воздух искореженной дверце и рванувшееся из-под нее окровавленное и почти нагое человеческое тело. Шум двигателей на секунду был перекрыт истошным криком боли, выскочивший из укрытия раненый дикарь закрутился на месте, быстро теряя остатки сил.

Д-дах!

Следующим выстрелом девушка угодила в центр высокого пышного куста, что никак не мог вырасти за прошедший день. И снова брызжущая кровь, сдавленный хрипящий крик, вылетевший из-за куста мужик держащийся руками за простреленный живот. Д-дах! Враг падает, бороздит пальцами песок и затихает.

– Куда бить, Битум?! – крик Инги заставил меня крутнуться на месте словно в танце дервиша и указать на еще одно место – мусорную кучу из ржавых консервных банок, стеклянных и пластиковых бутылок, сухих веточек и целлофановых разноцветных пакетов, трепещущих на пустынном ветру.

Д-дах!

Хлещущий выстрел выглядит как удар бога…. – мусорная куча подлетает вверх целиком, она оказалась хитроумно сделанной накидкой на сетчатой основе из проволоки. Под ней скрывался вооруженный висящей на теле веревкой с десятком заполненных какой-то жидкостью бутылок совсем молодой парень с искаженным от боли лицом, с развороченным пулей правым плечом. Он роняет зажатую в правой руке бутылку, та разбивается в осколки, жидкость плещет на землю и ноги парня. Крича, он сдирает с веревки бутылку, в другой руке внезапно зажигается огонь – зажигалка? Спичка?

Д-дах! Рука с зажигалкой бессильно опускается, горящий огонек летит к земле. Вспыхнувшее вдруг пламя заставляет дважды раненого воина пуститься в безумный танец посвященный огню, что жадно лижет его ноги до самых бедер. Он падает, пытается засыпать горящие ноги песком, но забывает, что на его груди и животе висят стеклянные бутылки, одна из которых ударяется о землю и разбивается. Новая вспышка огня полностью закрывает его ноги и низ живота. Он вновь вскакивает и с жалобным криком бежит куда-то прочь, в пески, то и дело подпрыгивая, взбрыкивая пылающими ступнями, хлопая себя по бокам руками, будто собираясь взлететь,… за ним тянется черный чадный дым.

Несущий грузовик оставляет умирающего жуткой смертью человека позади. Через пулеметное гнездо на крышу кузова один за другим выбираются два бойца, тут же падают на живот, наводят дула автоматов в разные стороны – по бокам грузовика. Они ищут цель и вскоре находят – впавшие в панику враги начинают покидать убежища раскиданные вдоль дороги. Местные обитатели бегут прочь, под крутым углом уходя от дороги, подставляя спины под выстрелы.

Инга на этот раз не стреляет, предпочтя перезарядить винтовку. Однако все три наши машины изрыгают частый автоматный и пистолетный огонь, люди противника один за другим падают, трясутся в агонии и быстро затихают. Из их тел хлещет ярко-красная кровь отчетливо заметная на сером и желтом фоне местных песков. От крови песок темнеет, становится багровым на какое-то время, становясь похожим на оставленные нами позади пески и полностью оправдывая свое название Кызылкум….

Я перестаю замечать новые засады – их попросту больше нет, враг морально повержен, он бежит куда глаза глядят и падает под ливнем пуль чтобы больше не подняться. Но я лишь мрачнею, ибо вспоминаю ту невиданную щедрость переменчивой удачи улыбающейся нам уже вторые сутки подряд. Хоть бы она и дальше улыбалась именно нам, а не тем, кто против нас. Но разве так бывает? Ведь и они тоже люди, ведь и они хотят жить…. Но хоть бы….

– Там! – кричу я, указывая пальцем в сторону от преодолеваемого нами пути. Прямо по бездорожью, по песку, на нас медленно надвигается облако густой пыли, скрывающее нечто гневно ревущее двигателем, идущее наперерез, так, чтобы успеть нас перехватить.

Машина… это понятно. Но что за машина?

Выстрел! Такой же, как и наши по звуку, вот только направленный не от нас, а к нам!

Выстрел!

В автобусе начинает тонко кричать один из бессадулинских, из окон начинается ожесточенная пальба, направленная только в одну сторону – где за укрытием из туго набитых песком мешков залег хорошо вооруженный враг, владеющий столь же смертоносным оружием, как и мы. Пули вязнут в их защите. А вот у них получается лучше – автобус дребезжит от частых попаданий, добавляется ору.

Косой Ильяса стоя на коленях, стреляет сразу из двух пистолетов, его руки ходят ходуном от отдачи, думаю, не меньше трети пуль ушло в небо под крутым углом, ушло в никуда. Но ощерившийся зло Ильяс продолжает орать и стрелять до тех пор, пока не кончаются патроны в обоймах.

О черт… – один из людей Татарина сидевших на крыше машины получает ранение в грудь, отшатывается назад, с воплем снова наклоняется вперед, но при этом не убирает пальца со спускового крючка, ствол оружия наклоняется вниз. И автомат злобно кашляет смертью, выплевывая ее вниз, прямо в крышу автобуса, с пренебрежительной легкостью пробивая ее насквозь и часто-часто вбивая пули во взвывших от боли и ужаса людей, находившихся в салоне.