Руслан Михайлов - Эхо войны

Чужаки же наоборот пришли в движение – пятеро из них во главе с Борисом исчезли в проходе ведущем к вскрытой и опустошенной дыре в земле. Сидевший рядом со мной Ильяс не выдержал, крепко выругался, торопливо дожевывая, подхватился с места и побежал за русскими. Как ему любопытно…. Снова его пошлют туда, где мало кто бывал….

Ильяса не было долго. Вскоре поднялось несколько мужиков, пошли следом, тоже не выдержали. Потом и остальные потянулись за ними…. Спустя полчаса я остался в одиночестве, не считая оставленных здесь приказом Бориса часовых охраняющих машины и оглядывающих горизонт. Только русские. С автоматами наготове, стволы опущены до горизонтального положения, ходят из стороны в сторону, пальцы бойцов у курков. Секунда – и они откроют огонь. По любому врагу кто захочет им помешать.

Спустя еще четверть часа послышался слитный гомон, шумящие голоса быстро приближались, затем из прохода вывалилась толпа перегруженных ношей людей. Выглядело все странно,… толпа оказалась разделена на три группы. Каждая несла над самой землей по одному ящику, сильно напоминающему гроб – метра два длиной, шириной чуть больше метра. Ящики из тусклого металла.

Но удивительно не это – а то, КАК ИМЕННО достаточно сильные люди несли эти ящики. Шесть-семь человек на каждый ящик и их буквально пригибало к земле, мотало из стороны в сторону, их ноги погружались в песок, некоторые падали на колени, снова поднимались, упирались в ящики плечами, хрипели от натуги. Они будто легковую машину вшестером переносили… – видел я как-то такое зрелище, когда тащили почти полностью распотрошенный остов автомобиля.

Сколько же весят эти ящики? И что в них такого?

Я понятия не имею. Интересно ли мне? Да, но совсем немного. Я больше радовался тому, что чужакам из далекой России удалось добраться до искомой точки. Но я радовался не за чужаков – я радовался за себя. Для меня поход оказался очень короток, всего-то три дня в один конец, это настоящий подарок.

Все три ящика загрузили в бронированный грузовик. Пока затаскивали, одному покалечило ногу, он крутился сейчас на песке, сжимая ногу чуть повыше размозженной углом сорвавшегося ящика ступни, даже и не пытаясь сдержать крик мучительнейшей боли. Бедолага…. Если переломано слишком много костей – ступню просто отрежут без лишних разговоров. У нас тут нет костоправов умеющих правильно собрать концы тонких косточек.

В общем и целом – я был ошарашен.

Ошеломлен, обескуражен.

С самого начала это поездки я не слишком-то сильно интересовался целью прибывших издалека чужаков. Но все равно в голове бродили разные предположения.

Но я никак не мог подумать, что целью русских заключается в трех ящиках-гробах, каждый из которых весил очень много. Вот это цель? Ради этих трех ящиков отряд прорывался через несколько стран, теряя по дороге машины, боевых товарищей, убивая десятки врагов и радиоактивных тварей, преодолевая невзгоды, терпя голод, холод, испытывая жажду, плавясь от жары и изнывая от прочих неприятностей. Ради трех ящиков?

Это все?

Но это точно все… – стоило чужакам загрузить ящики в грузовик, как все они сгруппировались рядом с ним, напряженно сверля взглядом окрестности и людей Татарина. Тут не надо быть умудренным опытом стариком дабы сразу понять по их лицам – стоит чересчур громко пукнуть и тебя на одном рефлексе попросту пристрелят.

Они добрались до цели, погрузили ее в машину и теперь жаждут лишь одного – убраться отсюда поскорее. Как можно скорее. Но я понимал, что ничего не случится так быстро – потому как люди Бессадулина помогали не бесплатно, не за просто так. Настало время им получить свою награду. Или же еще рано?

И вновь я убедился, что время подошло не только для русских, но и для нас. Время награды. Вернее сказать – для всех кроме меня. Я свою награду получу последним, если так соизволит хозяин ТЦ. А вот его люди уже хапнули подарки, от их радостных воплей вновь содрогался воздух.

Оружие…. Много оружия. Автоматического оружия. Ящики деревянные, ящики из тонкой жести, ящики из будто бы насквозь прокрашенных, пропитанных краской толстых досок. Ящики, ящики, ящики, ящики…. Не меньше двух десятков ящиков вытащили из развороченного прохода. Опустили на песок и с жадным криком набросились на них….

С треском вскрывались крышки, отлетали сбитые запоры, на свет божий извлекались автоматы, горсти патронов, пистолеты, увесистые гранаты, маслянисто поблескивающие ножи с вороненными лезвиями, снова пистолеты и снова автоматы. В воздух полетела кажущаяся промасленной бумага – много бумаги, целые клоки, мятые листы, смятые комки и мелкие обрывки.

Сколько же здесь огнестрельного оружия….

А это что? Базука? Гранатомет? Я видел такое в одном старом-старом фильме в вагончике видеосалона как называл его безногий хозяин Гришка, пускающий туда посетителей в обмен на воду, еду, разные предметы. Потом вагончик сгорел вместе с Гришкой пытавшимся спасти драгоценный видеомагнитофон и видеокассеты…. А ноги Гришке отрубила его спятившая мать, жившая с сыном в далеком окраинном подвале как дикий зверек. Зачем отрубила? А чтобы сварить бульон для себя и него. Ну да – не губить же ребенка из-за тарелки супа. Зачем мальчику ножки? Все равно он еще маленький и не может ходить. Зато будет сытый….

Автоматы неумело заряжались – сначала трясущиеся от перевозбуждения мужики запихивали по паре другой патронов в магазины, со второй или третьей попытки вставляли их в оружие, пытались нажать на курок. Раздались нестройные выстрелы. Но кое-где оружие попросту заклинило. Но выстрелы были – и выстрелы настоящие, камни крошили выстрелы, пули с визгом рвали воздух.

Борис заорал, велел прекратить беспорядочную стрельбу. И ему впервые огрызнулось сразу несколько бойцов Татарина. Огрызнулись смело, громко, вальяжно, широко расправив плечи и выставив таз вперед – будто демонстрировали мужское достоинство.

Я покачал головой…. Твою ж мать…. Дали уродам оружие в руки и они тут же возомнили себя хозяевами жизни, которым никто не указ. Дебилы….

Борис сумел доказать, что он может заставить себе подчиниться любого – пусть даже и вооруженного неслуха. Один его крик, слаженное щелканье затворов и предохранителей, на стоящих беспорядочной толпой мужиков взглянул десяток стволов, на крыше грузовика появилась тонкая фигурка прижавшаяся к прикладу снайперской винтовки уставившейся в грудь того самого смельчака научившегося огрызаться.

Тишина….

Мертвая тишина повисла вокруг…. Я сидел не двигаясь, отчетливо понимая, что любое резкое движение может привести к бойне. Побелевшие лица дорвавшихся до оружейного могуществе мужчин ясно говорили о том, что они сожалеют о своей несдержанности. Тот, кто посмел перечить вслух, выглядел хуже всех, зажатый в руках пистолет едва не вываливался из пальцев.