Ольга Елисеева - Колыбельная для жандарма

– Куда вы уставились?

Карл Вильгельмович не слышал.

Елена вместе с Галей Резвой занимали свои места. Им тоже хотелось на «Мадам Фи-фи», билеты были куплены еще за полгода до события и стоили четырехмесячного жалованья. Но надо же сделать себе подарок к празднику!

Неожиданный бонус – приезд августейшей фамилии и высших лиц двора – совсем не обрадовал Кореневу. Пока Галя с интересом рассматривала императорскую ложу, ее соседка даже не повернула головы. Это могло бы выглядеть невежливо, если бы Карл Вильгельмович не чувствовал, что ей стыдно, до сих пор стыдно за случившееся в телепорте и она готова сквозь землю провалиться, только бы не видеть царя.

Кроме того, Елена панически боялась разглядеть среди гостей его самого. Гордого, малодоступного, при всем параде орденов и восседающего рядом с красивейшей дамой в театре.

Кажется, она даже захотела уйти. Что-то сказала подруге. Та удивленно воззрилась на нее и замахала руками.

– Простите, Ваше Величество, – произнес Кройстдорф, – мне надо ненадолго покинуть вас.

Татьяна Федоровна с сожалением вздохнула. Ей казалось, что шеф безопасности направится в свою ложу.

– Только помните, о чем мы с вами договаривались, – кивнула она. – Я не хочу ни знать, ни видеть ее ближе.

Кройстдорф поклонился. Императрица боится, что стоит ему представить Юлию августейшей чете, и та преуспеет в своих шашнях. Государь и сам не заметит, как не устоит в добродетели. Что ж, она права, такие пантеры, как Ливен, опасны. А Максим Максимович хоть и самодержец пятой части суши, все же человек, следовательно, себя может удержать не всегда.

Все эти заботливые мысли должны были пронестись в голове у шефа безопасности, но он думал о другом: пока горит свет и не началось действие, добраться до партера. Поздороваться хоть.

Алекс сбежал вниз по лестнице, врезался на первом ярусе в неподатливую толпу, першую с разных сторон и закручивавшуюся в водовороты. Наконец пробился в зал. Адъютанты не поспевали за ним.

Татьяна Федоровна с удивлением увидела его среди кресел партера и даже перегнулась через бортик – естественное человеческое любопытство. Но потом она взяла себя в руки, откинулась к спинке кресла и усилием воли продолжила подкручивать резкость в мягких линзах глаз. До сего момента они фокусировались на сцене и были настроены на темноту. Теперь предстояло при свете увидеть нечто более интересное, чем мадам Фи-фи, гонявшаяся по подмосткам за улетающей палаткой – символом быстро преходящей молодости. Чушь какая-то!

Вот Кройстдорф – это любопытно. Царица даже подергала бы Макса за рукав, если бы тот не беседовал с министром финансов. «Нудный старикашка! Ну уходи, уходи! Самое интересное пропустим!»

Алекс тем временем уже преодолел несколько рядов кресел и очутился прямо напротив Кореневой.

– Ой, – сказала Галя, когда шеф безопасности возник прямо рядом с ними. – Елена, тебя опять пришли…

– Простите, сударыня. – Все красноречие Кройстдорфа куда-то подевалось. – Я просто хотел засвидетельствовать вам…

Елена встала, плохо соображая, что делает, и продолжая глядеть в пол: только бы не на него!

– Я хотел бы передать небольшой подарок к празднику, – зачастил Алекс. – В качестве извинения за причиненные неудобства.

– Зачем? – Ее слова плохо гармонировали с действиями, потому что стоило ему достать из кармана коробочку в прозрачной обертке с лентой – не специально взял, просто не вынимал, – как она схватила сверточек и сжала в кулаке: всему свету не отдам! Но даже не попыталась посмотреть. Щеки Кореневой пылали.

– Я пойду, – протянул Кройстдорф, радуясь тому, что свет начинает гаснуть, давая ему пристойный повод удалиться.

– Да, пожалуйста, – выдавила она и, наконец, подняла на собеседника умоляющие глаза. Уходи скорее! Останься здесь! Дай хоть до руки дотронуться!

Пальцы у обоих были влажными. Зазвучала увертюра. Занавес поехал. Со всех сторон на Алекса зашикали. Ни жив ни мертв он выбрался из зала и сел на кушетку в коридоре. Сил не было, руки вздрагивали, волосы взмокли.

«Чего это я?» – удивился Карл Вильгельмович. Не мальчик. Вести себя надо соответственно.

Татьяна Федоровна удовлетворенно кивнула собственным мыслям. Макс все еще беседовал с министром финансов. «Банный лист!» Картина того, как глупо выглядел шеф безопасности, беседуя с какой-то незнакомой дамой, ускользнула от императора. Но согрела душу императрице. Она поманила министра двора графа Адлерберга.

– Ваш сын Эдик до сих пор влюблен в графиню Ливен?

Тот пожал плечами.

– Да, но ведь эта дама занята. И к чему хорошему может привести подобная связь?

– Надо же, чтобы мальчика кто-то учил, – парировала царица. – А то ваша будущая невестка окажется напугана.

Адлерберг понимающе хмыкнул.

– Передайте от меня, что он может начать атаку. Ему не помешают.

Едва ли граф будет рад такому приказанию, но не сможет и умолчать о словах госпожи. «А нам бы надо отвлечь эту стерву», – в разговорах с собой Татьяна Федоровна не стеснялась. Слишком близко от ее собственного счастья плавала зубастая щука. Да и Кройстдорфа жаль. Порвал бы сети. Да что-то мешает. Вряд ли бесхарактерность!

За день до этого Алекс откровенно скулил на кухне, жалуясь дочери на причины отказа Елены принимать его ухаживания. Де, высокий статус, другой мир…

– Удивила! – Мадемуазель Волкова не нашла слов. – Мне твое положение тоже не нравится. – Она родилась еще до того, как отец стал тем, кем стал, и на дух не переносила ни манеру общения, ни людей из высоких сфер. – Судя по твоим словам, и Государю такая ботва в горло не лезет. Хотя он-то появился на свет с золотой ложкой в заднице!

– Варвара! – Отец не мог не одернуть, но быстро смягчился. – Макс не должен был стать наследником, его все это тяготит, понимаешь?

– Я-то понимаю, – кивнула Варька. – А ты? Коренева не хочет, чтобы над ней смеялись. Она может быть во всех отношениях лучше, красивее, умнее, воспитаннее твоей Фифы Ливен, но для той останется выскочкой. Я права?

Карл Вильгельмович вздохнул.

– Она ученый мирового уровня. А эти твари будут воспринимать ее как прачку.

– Тебе не кажется, что она просто боится? – спросил отец. – Ей уютен ее мирок, и ради меня она его не покинет.

Варька с минуту смотрела на него не мигая.

– А ты ради нее? Мог бы все оставить?

– А почему это я должен… – Карл Вильгельмович так бы не рассердился, если бы сам не задавал себе этот вопрос. – Я много работал, чтобы достичь своего положения. Если бы речь шла о твоей матери, я бы все бросил, не колеблясь.

Варька заулыбалась: ей было приятно. В дверях появились близнецы Аська и Маруся. Им стало любопытно, о чем говорят взрослые ночью, без них. Опять ругаются? Вроде непохоже. Девчонки вытащили шарька из-под буфета и, взобравшись на стулья, положили себе на колени так, чтобы каждой поровну. Но Асе досталась голова, и Маруся заскандалила.