Ольга Елисеева - Колыбельная для жандарма

Внизу посадочная площадка была размечена тусклыми огоньками, точно кто-то вынес из дома лампы и расставил их по углам. Антиграв снизился. Стали видны темные фигуры в балахонах, которые готовились подбежать к машине, как только она сядет. Саше показалось, что их многовато, но он успокоил себя короткой молитвой и сжал зубы. Риск, конечно, большой. Но не больше, чем у отца на минном тральщике.

Антиграв сел. Чьи-то руки уже откидывали прозрачный колпак. Бережно вынимали цесаревича и ставили на землю. Графиня осталась внутри.

– Прощайте, мой прекрасный принц, – прошептала она.

Сашу вывели с посадочной площадки и под руки почти понесли к храму. Белая каменная свеча маячила вблизи, выступая из сумрака гранеными, как старинный бокал, стенами. Наследника буквально подняли по ступенькам, он чувствовал, что его держат очень крепко: не то чтобы не уронить, не то чтобы не убежал.

Над входом трепетала свеча в слюдяном фонаре. Тяжелые двери из дуба, окованные зеленой бронзой, были закрыты. Ведший Сашу справа человек в балахоне постучал три раза.

– Кто призывает нас? Кто хочет войти? Назовись.

Цесаревич назвался.

Двери распахнулись, и темнота, расстилавшаяся за ними, поглотила мальчика. Слабое трепетание свечей на полу по периметру стен позволяло оглядеть весь зал, но не выше колен собравшихся. Посреди начертанной мелом пентаграммы мальчик увидел отверстый гроб. По бокам от обшитого красным атласом жерла стояли рыцари в латах с обнаженными мечами. Их лица были открыты, забрала шлемов подняты. Саша в ужасе подумал, что практически всех собравшихся он знает. Видел в кабинете отца, в театре, на заседаниях Совета и даже не подозревал, кто они. Не подозревает и отец… Мальчика подтолкнули в плечо, и он увидел у себя за спиной Светланина. Как тот добрался? На другой машине?

– Сделайте последний шаг, ваше высочество, – шепотом произнес поэт. – И вас благословят соотечественники.

Юноша сжал кулаки и подступил к гробу. Монахи в серых балахонах помогли ему опуститься на алые подушки, положили на грудь цветущую ветку акации. Рыцари подняли крышку и под торжественное пение латинского гимна начали заколачивать ее золотыми гвоздями. Адепт должен был символически умереть и воскреснуть.

Затем «братья» подняли домовину на плечи и понесли – по ритуалу трижды вокруг алтаря против Солнца. На самом деле – быстрым шагом из храма. Цесаревич лежал подозрительно тихо. Не шевелился. Не стенал. Даже когда его сносили по ступенькам на улицу, не издал ни звука.

Гроб погрузили на один из опустившихся на площадку военных антигравов без опознавательных знаков. Только когда продолговатый пенал с человеком внутри запихивали в заднюю открывающуюся над сброшенным пандусом дверь, изнутри послышались возня и недовольное бормотание. Александр Максимович явно начинал догадываться, что вокруг происходит что-то не то. Но было уже поздно.

К вертушке подошел грустный Светланин, положил руку на гроб и обратился к командиру расчета – с виду частная охранная компания, камуфляж черно-синий, без шевронов.

– Позвольте мне лететь вместе с ним.

Начальник сделал отрицательный жест.

– Никаких указаний на этот счет нет, – и отвернулся от воспитателя, отвечая на вопросы в микрофон шлема. – Да, груз на борту. Есть. Взлетаем.

Светланин попытался вновь привлечь его внимание. Командир опять припал губами к микрофону:

– Тут какой-то… Нет. Есть, только один. Есть.

Он второй раз досадливо отмахнул рукой и полез в вертолет, довольно бесцеремонно тесня поэта наружу.

– Но мы не договаривались, что Его Высочество хотя бы на миг останется один. Без охраны.

Капитан смерил Светланина оценивающим взглядом.

– А вы охрана? – И как бы подтверждая свое крайнее сомнение, одним толчком, даже не пуская руки в дело, выпихнул воспитателя с пандуса.

Дверь захлопнулась. Протестовать было бессмысленно.

– Чего он? – спросил один из бойцов, приподнявшись с пластикового сиденья у стены и давая командиру место.

Тот поморщился.

– Продал хозяина. Но пытается задним числом сохранить лицо. – Капитан сплюнул.

Вертолет уже поднялся над Дубровицами и полетел к огненному шару столицы. Если надо спрятать иголку в стоге сена, то Москва – такой стог. Еще никто не хватился наследника. Нет ни особых патрулей, ни проверки документов, можно успеть.

Где и когда села машина, мальчик не знал. В темноте, в закрытом боксе время течет по-другому. Его выгружали из вертолета, потом несли по множеству ступенек вниз. Лифт. Здесь гроб поставили, прислонив к стене, и обитатель «могилы» оказался в вертикальном положении.

Снова несли. Бум! Нижний край чиркнул по бетонному полу. Крышку стали открывать. Во внешнем мире оказалось на редкость не торжественно. Ни свечей, ни пения монахов, ни рыцарей с мечами. Темное чрево собора с готическими гипсовыми масками на стенах сменилось на огромное, почти вокзальное пространство не то ангара, не то подвала. Белый свет неоновых ламп резал глаза.

– Надеюсь, вы хорошо доехали, Ваше Высочество? – спросил у Саши по-английски человек-лягушка, ко рту которого хотелось пришить завязочки. – И, полагаю, все уже поняли без моих докучных пояснений. Если будете вести себя тихо, не пострадаете. Если вам вздумается кричать, вырываться и звать на помощь, эти люди, – лягушка кивнул на солдат без шевронов, – вас угомонят. Дружеский совет, не надо. Кстати, меня зовут Чарльз Поджетти, и я не имею против вас ничего личного.

Саша выглядел обескураженным и сбитым с толку, он все еще щурился на свет и мотал головой.

– Кивните, если вы меня поняли, – потребовал Поджетти.

– Я… – начал мальчик.

– Э, нет. – Похититель поднял палец. – Мы не можем позволять вам разговаривать. – Он извлек из кармана упаковку широких пластырей, вскрыл один и, несмотря на энергичные протесты, залепил Саше рот. Двое охранников держали юношу за руки. Им ничего не стоило связать его и бросить обратно в гроб. Но вместо этого они подтащили наследника вперед, к Поджетти, стоявшему возле железной бочки с положенным на нее открытым персональником.

– За вас будет говорить ваш вид, – сообщил англичанин. – Смотрите прямо на экран, и ваша голограмма украсит собой кабинет вашего отца.

Максим Максимович полагал, что с ним связались из Совета, когда служба информационной поддержки доложила, что кто-то вторгся на императорскую частоту и нагло добивается соединения.

Государь чуть поколебался, потом нажал кнопку. Первое, что он увидел, было перекошенное лицо Саши с заклеенным ртом. Потом, заслоняя несчастного мальчика, на экране появилась голова Поджетти, и резидент очень вежливо поздоровался.