Алекс Кейн - Хроники вечной жизни. Проклятый дар

Королевскому лекарю понадобился целый месяц, чтобы поставить Франсуа на ноги. Первые дни врач всерьез опасался за жизнь пациента, настолько тот был плох. Но все обошлось: к январю барон уже мог вставать, а двумя неделями позже – прогуливаться в парке Вавельского замка.

Здоровье его быстро восстанавливалось, чего нельзя было сказать о душевном состоянии. Франсуа чувствовал себя одиноким и потерянным, он тосковал по Эльжбете, и снова на его лице стала появляться печальная усмешка.

Но время шло, боль потери понемногу отступала. И все чаще барон стал задумываться о том, как поквитаться с Самуилом Зборовским. Пока у него не было идей, как это сделать, но он верил в свою удачу. И она его не подвела.

Как-то Ян Замойский пригласил Романьяка на обед. Поговорив о всякой всячине, барон словно невзначай упомянул имя Зборовского.

– О, это мой злейший враг, – махнул рукой гетман.

– Неужели? – искренне удивился Франсуа.

– Именно так. Вся их семья – а у Самуила четыре брата – поддерживала кандидатуру Батория на выборном сейме. И, естественно, они рассчитывали возвыситься после его восшествия на трон. Но оказалось, что у короля гораздо больше общего со мной, чем со Зборовскими, – он, как и я, является противником власти магнатов. Поэтому он отдал многие посты моим сторонникам, а Зборовские остались не у дел. Самуил хоть и взбесился, но все ж пошел воевать с Московией, а после войны подался в Запорожскую Сечь. Ну а братья его разъезжают по Польше и, чувствую, плетут заговоры.

Эта беседа навела Франсуа на интересные мысли. Он понял, что, с умом взявшись за дело, сможет рассчитаться с убийцей Анджея. И решил прибегнуть к многократно испытанному средству – слухам.

Общаясь при дворе с магнатами, он исподволь заводил такой разговор:

– Слыхали вы, пан Язловецкий, что говорили давеча на ужине у каштеляна? Будто бы составляется какой-то заговор против короля. И вроде их вожак сохраняет инкогнито.

– Скажу вам по секрету, граф: ходят упорные слухи о каком-то то ли заговоре, то ли тайном обществе, имеющем целью свержение Батория. Но даже члены этого общества не знают, кто у них главный.

– Представьте, дорогой пан Янек, я тоже слышал, что магнаты готовят мятеж. Вот только кто этим руководит, держится в строжайшей тайне.

Двум-трем вельможам, особенно недовольным королем, Франсуа высказал свои «предположения»:

– Уверен, во главе заговора стоит известная личность, сударь. Вроде кого-нибудь из братьев Зборовских. Они ненавидят короля и гетмана Замойского.

– Это, конечно, только догадка, пан Милош, но мне думается, что мятеж возглавит Самуил Зборовский. Не зря же он подался в Запорожскую Сечь, видно, хочет привлечь казаков.

Вельможи передавали эту «новость» друг другу, каждый раз добавляя что-то от себя, и через несколько недель вся шляхта знала, что Самуил Зборовский собирает недовольных королем магнатов, чтобы отобрать у него власть.

А Франсуа меж тем не унимался:

– На днях один мой приятель рассказывал, что его друг написал пану Самуилу о своем желании участвовать в мятеже. И представьте, пан Станислав, тот его с радостью включил в число заговорщиков.

– Говорят, пан Радзивилл, что уже несколько человек списались со Зборовским об этом деле.

И полетели письма. Самуил, до которого дошло известие, что он якобы возглавляет какой-то заговор, за несколько месяцев получил два десятка предложений от потенциальных участников. «А почему бы и нет?» – подумалось ему. В тот момент он готовился выступить в поход на Молдавское княжество, чтобы захватить престол господаря. «Если не получится – пойду на Польшу. В конце концов, приверженцы у меня уже есть!»

В марте 1584 года в Краков пришла весть о смерти царя Московии Иоанна. У него осталось два сына, Федор, ставший новым царем, и двухлетний Димитрий. Стефан Баторий радостно потирал руки: с Федором, известным своей кротостью и благочестием, договориться будет намного проще.

Все шло, как предполагал Франсуа. После провала Молдавского похода Зборовский озаботился организацией заговора против Стефана Батория. Он велел своим братьям Анджею и Кшиштофу снестись с царем Московии и императором Священной Римской империи, а сам с частью войска отправился в Польшу. Романьяк его разгадал: темпераментный и надменный Зборовский даже не скрывал, что идет на Краков, и похвалялся сместить Батория и Замойского.

Франсуа решил, что настало время разоблачить недруга перед королем, но тут вмешался непредвиденный случай. Один из лучших лютнистов Польши, Войцех Длугорай, служил в то время у Анджея Зборовского. Однажды магнат оскорбил музыканта, и Войцех, решив отомстить, выкрал несколько писем, в которых Самуил описывал братьям детали заговора, и переслал их Великому гетману коронному. Ну а тот, конечно, показал их Баторию.

Разгневанный Стефан, до которого слухи о заговоре доходили уже давно, приказал Замойскому арестовать бунтовщика. Но, поскольку король польский не имел полномочий казнить подданного за еще не случившийся мятеж, он велел как повод использовать давнее дело об убийстве Анджея Ваповского.

Как только Самуил со своим войском вступил в Малопольское воеводство, его тут же арестовали посланники Великого гетмана. Они тайно схватили смутьяна и доставили в Вавельский замок. Здесь его заперли до вынесения королем приговора. Баторий объявил, что бунтовщик будет казнен, и добавил с усмешкой:

– Мертвая собака не укусит.

Франсуа торжествовал. Наконец-то свершилось! Два года он распускал дурацкие слухи, и его план сработал! Причем обезглавлен магнат будет не за какой-то мятеж, а пусть формально, но все же за убийство Анджея. Горячий нрав, из-за которого когда-то погиб его друг, теперь погубил и самого Зборовского.

На 26 мая 1584 года была назначена казнь. Франсуа присутствовал при ней, стоя в первом ряду и незаметно улыбаясь в пышные, по польской моде, усы. Злодея раздели до жупана и вывели на специально построенный высокий помост. Ксендз наскоро отчитал молитву и исчез, а вместо него появился палач – огромный детина в ярко-красном плаще с капюшоном и в маске – и указал приговоренному на плаху.

Франсуа в последний раз вгляделся в лицо ненавистного шляхтича, рассчитывая увидеть в его глазах страх. Но страха не было; Зборовский оглядел собравшуюся толпу надменным взглядом и шагнул к плахе. Презрительно усмехнувшись, он встал на колени и положил на нее голову. Романьяк не отрываясь смотрел на него, чтобы собственными глазами увидеть, как убийца его друга расстанется с жизнью.

Палач, потоптавшись рядом с Самуилом, по знаку распорядителя взмахнул огромным топором. Толпа дружно вскрикнула. В ту же секунду отрубленная голова свалилась с плахи и, кувыркаясь и подпрыгивая, покатилась по помосту. Кровь из нее хлестала во все стороны, и Франсуа, стоявший на полшага впереди других, почувствовал, как тысячи брызг упали на его лицо и одежду. Пару секунд спустя голова замерла напротив барона, и выпученные мертвые глаза уставились на него, словно обличая виновного.