Колин Уилсон - Мир пауков: Башня. Дельта [сборник]

– Для чего это?

– Чтобы пыльца не попадала на кожу.

– При тебе вода, – указал Доггинз. – Ты можешь ее удалить за пять минут.

– Пусть уж лучше этой пакости вообще не будет на коже. Она жжется.

Он расстегнул замок-молнию и забрался внутрь. Для носки одежина, безусловно, была громоздкой и неуклюжей. Небольшие остатки возле запястий и щиколоток оказались на поверку чехлами под ладони и ступни, но, увы – не по размеру. Застегнув, наконец, одежину под шеей, Найл стал походить на серебристую летучую мышь. В одежине держалось неприятное вязкое тепло, от обильной испарины тонкая материя липла к коже.

– Ну, готов? – насмешливо поинтересовался Доггинз.

Найл кивнул, натягивая капюшон. Продеть руки в лямки заплечного мешка не удалось, пришлось тащить его в одной руке, в другой держа «жнец».

– Взял бы да надел плащ, – посоветовал он Доггинзу. – Руки и ноги будут прикрыты.

– Обойдусь. Рискну, – буркнул Доггинз.

Передвигаться было непросто. Получалось как-то боком, на манер краба, меж ног тяжело хлопали складки. Доггинз нет-нет да поглядывал искоса с усмешкой, но ничего не говорил.

Так и шагали, взметая ногами клубы желтой пыльцы. Доггинз, несмотря на маску, начал покашливать. Повернулся к Найлу:

– Я пошел вперед. Свидимся на том конце.

Он начал удаляться быстрыми шагами, пыль облаком окутывала его. Найл, неловко шевеля вдетыми в перчатки пальцами, тщательнее подоткнул влажную материю под подбородок. Все равно от пыльцы ело глаза и жгло вспотевший лоб. Попробовал сдвинуть маску, чтобы прикрыла глаза и лоб. Вот здорово: оказывается, через нее видно, тонкая ткань от воды сделалась почти прозрачной. Дышал Найл ртом – так сподручнее, чем носом; материя при вдохе плотно прилегает к губам и не дает проникать желтой пыли. Скопляющийся в одежде жар удушал, подкатываясь волнами к шее, но Найл отгонял соблазн спешить, даже когда глаза от жжения заслезились так, что все вокруг расплылось и потеряло очертания. И тут, ориентируясь по хлынывшему внезапно свету, понял: лес позади.

– Ты как, в порядке? – спросил Доггинз.

– Да, а ты?

– Сейчас, только смою с себя всю эту пакость.

Найл совлек с себя маску; оказывается, снаружи она вся покрыта толстым слоем пыльцы. С трудом подавил соблазн протереть истекающие слезами глаза; видно было, что одетые в перчатки пальцы тоже припорошены пыльцой. Чихая и кашляя, он расстегнул одежду и с грехом пополам выбрался из нее. Щеки и лоб от жары так и щиплет, так и щиплет.

Они стояли на полосе сходящегося к реке глинистого спекшегося берега – вода бурая, медлительная. На той стороне подножие холма окаймляла полоса пышной растительности. Особенно впечатляли своим видом лианы, толстые, будто питоны. Сам холм возвышался над окружающей равниной эдаким невиданным валуном; впечатление такое, будто свалился с неба.

Найл с тревожным замешательством вгляделся в лицо Доггинза. Оно было красным и набрякшим, словно от сильного солнечного ожога. Сам Доггинз яростно царапал себе предплечья, и ногти оставляли кровоточащие полоски.

– Ты был прав, – болезненно морщась, сказал он. – Эта сволочь действительно жжется. – Он скинул «жнец» на землю возле заплечного мешка и заспешил к реке. Найл кинулся следом.

– Стой, куда! Там, может, прячется невесть что! – Он успел поймать Доггинза за тунику, невольно вспахав пятками землю, не то Доггинз сиганул бы прямо в воду. – Да стой же!

Пока Доггинз, превозмогая себя, топтался на месте, ругаясь на чем свет стоит и натирая глаза, Найл вынул из мешка запасную тунику, смочил в воде и подал ему. Тот со стоном наслаждения прижал тунику к лицу. У самого Найла лоб горел как ошпаренный, так что он представлял, каково сейчас бедняге. Со дна мешка он достал парусиновое ведерко, ударом кулака выпрямил его и черпнул воды. В эту секунду мутная поверхность невдалеке коротко взыграла: ясно, кто-то их уже учуял. Он велел Доггинзу пригнуться и окатил ему голову и плечи бурой тепловатой водой.

– Да что ты мне это! – не сказал, простонал Доггинз. – Мне в реку сейчас надо! Руки-ноги огнем жжет!

– Ты погоди пока, там кто-то нас караулит.

Он поднял оружие, удостоверился, что оно на минимальной мощности, и выстрелил в завихрение на воде. Пар резко зашипел, заставив отпрыгнуть назад. Когда развеялось, в воде мелькнули широко разведенные челюсти с острыми зубами. Найл выстрелил еще раз, медленно поведя стволом из стороны в сторону. Шипение пара едва не оглушило. На несколько секунд Найла окутал жаркий влажный туман. Когда он рассеялся, поверхность реки была гладкой и безмятежной.

– Теперь, пожалуй, можно. Полезай.

Доггинз, радостно замычав, ринулся в воду и тотчас упал на колени в мягкий ил. Найл чутко следил за поверхностью, готовый в любую секунду выстрелить, а Доггинз знай себе окунался в воду по самые плечи. Не прошло и десяти секунд, как сверху по реке опять взыграло; что-то явно направлялось в их сторону. Найл без промедления пальнул. Через несколько секунд Доггинз взвыл от боли:

– Кипяток!

Найл схватил его за руки и выдернул из воды.

– Лучше свариться заживо, чем оказаться заживо сожранными, – мрачно пошутил он.

С Доггинза стекала бурая грязь. Вглядевшись как следует, Найл заметил, что она самопроизвольно шевелится. Оттерев товарищу спину влажной тканью, он разглядел сонмище приставших к ней крохотных козявок, льдисто прозрачных. Кожа у Доггинза кровянилась от многочисленных укусов, но он их даже не замечал из-за нестерпимого жжения. Найл стал зачерпывать и выливать на Доггинза ведро за ведром, пока полностью не смыл грязь. Едва он с этим управился, поотлеплялись и козявки.

Следующие полчаса Доггинз с закрытыми глазами лежал на земле, стиснув зубы, а Найл терпеливо его отливал – ведро за ведром, ведро за ведром. Покрасневшая кожа начала опухать. Доггинз заметался, кроя всех и вся, и вдруг замер. Найл поспешно опустился на колени и припал ухом к его груди. Ничего, сердце бьется нормально – очевидно, просто обморок. Только тут Найл поймал себя на том, что ведь и ему самому несладко: вон как лоб горит. Да еще и обрызганная ядом той гадины левая щека дает себя знать. Впрочем, сейчас не до этого.

Очнулся Доггинз в бреду. Найла он принимал за Симеона и все просил позвать Лукасту и Селиму. Когда Найл, пытаясь успокоить, стал поливать ему руки, тот надсадно завопил, что его хотят ошпарить, стал дергаться из стороны в сторону. В уголках губ выступила пена, а глаза напоминали глаза перепуганного животного. Трижды Найлу пришлось сдерживать Доггинза, чтобы не скатился в реку. В конце концов он снова обмяк. Через некоторое время дыхание более-менее выровнялось. У самого Найла лоб теперь горел не так сильно – видно, и Доггинзу стало чуть полегче. Через полчаса товарищ угомонился окончательно, лишь иногда крупно вздрагивал. А вот руки и ноги у него вспухли вдвое против прежнего, а лицо – просто шар какой-то.