Валерий Цуркан - Операция «Странник» [тетралогия; СИ]

Между тем все стали проходить через терминалы, и молодой лейтенант, в команду которого попал новобранец, подтолкнул Слойна к выходу.

— Давай быстрее, салага, чего телишься?

Но увидев взгляд Эммы, немного смягчился.

— Подруга, что ли?

Эмма часто закивала.

— Ну ладно, в виде исключения…, — лейтенант повертел головой и отметил взглядом колонну невдалеке. — Постойте там, время ещё есть. Пойдёшь со мной в числе последних. И не уходи далеко!

— Спасибо, командир!, — Слойн схватил Эмму за руку и повёл к колонне.

Они стояли под этой колонной и молчали. Говорить ни о чём не хотелось, просто смотрели друг другу в глаза и глуповато улыбались. Наконец Слойн проговорил:

— Ты мне будешь писать?

— Буду… если дашь адрес.

— Адрес?, — глаза Слойна тревожно заметались по залу. — Не знаю адреса… Надо спросить.

— Ой, да ладно! Узнаешь и напишешь мне. И я тебе писать буду. Мой адрес-то ты помнишь?

— Наизусть. Ещё и записал на всякий случай, — Слойн хлопнул ладонью по нагрудному карману.

Зал пустел, провожающие выходили наружу, многие разъезжались, а некоторые оставались ждать до старта звездолёта. Рядом в одиночестве плакала девчонка, которая, так же, как и Эмма, провожала любимого.

— Ну чего ревёшь?, — спросил подошедший лейтенант. — Вернётся твой солдат!

Послышался грохот и рёв двигателей. Это взлетел звездолёт на Траум. Затем ушёл второй, на Вену, потом улетело ещё несколько кораблей.

— Эй, салага, время вышло! Айда!

Эмма вздрогнула и снова увидела лейтенанта. Тот приблизился незаметно, и дёрнул за рукав Слоуна.

— Пора?, — обречённо промямлил Слойн.

— Поторапливайся!, — нарочито грубовато крикнул лейтенант, и неожиданно потеплевшим голосом обратился к Эмме. — Чего нос повесила? Не на всю жизнь уезжает, через пять лет вернётся. А будет хорошо служить, может быть, ещё и в отпуск приедет.

— Вы такой добрый, — Эмма всхлипнула. — Прямо не офицер, а…

— А воспитатель детсада?

Лейтенант, улыбнулся, козырнул Эмме и повёл Слойна к выходу. Эмма долго смотрела им вслед. Рыжие длинные волосы Слойна светились, как удаляющиеся огни маяка. Вскоре оба исчезли за поворотом.

Эмма ещё немного постояла в зале, потом вышла наружу. Хотелось плакать, но приходилось сдерживать слёзы. Долго ещё проторчала у ограды, наблюдая за запусками звездолётов и пытаясь угадать, на каком из них улетел Слойн. Корабли один за другим взмывали свечой, оставляя длинную дымную нить, связывающую небо и землю. С каждым стартом становилось на один стежок больше.

Домой вернулась вечером, на последнем ультразвуковом поезде. Отец сначала хотел выговорить за то, что целый день где-то пропадала, но увидев состояние дочери, промолчал. Мать обняла Эмму, прижала к груди, прошептала несколько слов утешения, от которых стало только тяжелее, и отпустила.

Заперлась в комнате и не отвечала, когда звали ужинать. Есть совершенно не хотелось, хотя с самого утра и крошки хлеба во рту не было.

Ближе к ночи пришло электронное сообщение от Слойна. Они ещё не улетели, а болтались на орбите в ожидании очереди, и офицер разрешил написать домой — связь на таком расстоянии едва работала. Но много не попишешь, хорошо хоть пару слов позволили, и потому сообщение было только одно, и весьма короткое. А на пространное письмо, в котором Эмма рассказала, как сидела в космопорту, как возвращалась домой, что очень расстроена, друг уже не ответил. И может быть, пока она писала эти слова, новобранцы уже дождались очереди и улетели.

Спустя пару недель на выходные приехал Дайн. Получил первые деньги, отвёз матери и оставил немного себе. Вот на эти «немного» и пригласил Эмму в кафе. Подружка согласилась, и во второй половине дня они встретились на том самом месте, где всегда собирались вместе со Слойном, и не спеша двинулись в сторону окраины.

Начиналась осень, низкое серое небо цеплялось за крыши высоток. Дождь накрапывал, будто оплакивал прошедшее лето. Холода ещё не наступили и можно спокойно гулять по городу, не рискуя подхватить простуду.

Эмма сосредоточенно рассказывала о том, как провожала Слойна, и что он попал в какую-то дыру на окраине цивилизации.

— Пять лет, представляешь! Он там одичает!

— Это не беда, — заметил Дайн, — Вернётся.

— Тебе легко говорить, ты же не будешь служить.

Дайн обиделся.

— Ты так говоришь, будто я сам стремился к этому. Матери же кто-то должен помогать.

— Не обижайся, я тебя ни в чём не хотела обвинять.

Дождь полил сильнее, они спрятались под навесом. Пока ждали, Дайн стал рассказывать о работе.

— Я-то думал, что работа тяжёлая, а меня посадили за стол и дали задание разбирать письма читателей нашей газеты. Сортирую письма, представляешь? Читаю всё подряд, и если письмо интересное, то передаю дальше, а нет — в корзину. Непыльная работёнка!

— О чём пишут?, — поинтересовалась Эмма.

— О разном. Очень много жалоб. На дороговизну, на местные власти, на соседей. Даже жалобы на телепатов попадаются — рядом с читательницей построили закрытый колледж телепатов — так она утверждает, что ученики ежедневно читают чужие мысли. И даже навязывают свои. Пишет, что телепаты так балуются.

Эмма фыркнула.

— Врёт. Телепатам гадко читать чужие мысли просто из баловства. Особенно мысли выживших из ума читательниц жёлтой прессы.

— Гадко? Почему? Ты никогда об этом не говорила.

— А ты и не спрашивал. Ну вот представь, что ты ассенизатор. Тебе интересно будет лезть в канализацию соседей, чтобы узнать, что ели на ужин?

— Фу…, — Дайн засмеялся. — Конечно, противно!

— Мысли многих людей ничем не отличаются от канализации. Противно и гадко в них пачкаться.

Дайн бросил на Эмму странный взгляд.

— А меня ты можешь прочитать? Я противен или нет?

Эмма покачала головой.

— Не стану я этого делать. У меня табу — в головах друзей не копаться. На брате иногда тренируюсь, но я Лесла и без телеапатии как облупленного знаю.

Дайн почему-то погрустнел.

— Жалко, а мне всегда хотелось, чтобы ты в моей голове покопалась.

— Зачем тебе это?, — удивилась Эмма.

— Просто интересно узнать… ну, как бы в зеркало посмотреть. Чужими глазами.

— Нет, не стану, не хочу.

— Ну на нет и суда нет.

Дождь закончился, и сквозь тучи пробился солнечный лучик. Вышли из-под навеса и зашагали дальше. Над головами просвистел ультразвуковой поезд.

Добрались до кафе, о котором говорил Дайн. Ничем не примечательно, и вообще непонятно, чем оно так привлекало Дайна. Больше похоже на столовую при заводе, каких было полно лет сто назад. И совсем не ретро, куда водил Эмму Слойн. Никакого стиля.

И только увидев меню, она поняла — Дайн любит сюда ходить только потому, что здесь дёшево. Стало жалко парня. Всё детство прожил в бедности, теперь заработанные деньги отдаёт матери и экономит на кафе. Да, Эмма никогда не сталкивалась с тем, что повидал её товарищ. Эрги хоть и не были супермиллиардерами, но уж бедными их назвать язык не повернётся.