Оливер Боуден - Assassin's Creed. Единство

– А ты знаешь, как это называется? – не выдержал мистер Уэзеролл. – Это называется жаждой возмездия.

Я пожала плечами:

– Можете называть это местью. Я считаю, что сражаюсь за возвращение своего законного права. Во всяком случае, я не собираюсь, как вы выражаетесь, сидеть на собственной заднице, прятаться в хижине на задворках женской школы и совершать осторожные вылазки в надежде, что кто-то положит письмо в наш тайный почтовый ящик. Я намерена отвоевывать свои позиции. Так и передайте вашей сети, впадающей в молчание.

Но мистер Уэзеролл умел находить убедительные доводы. Вдобавок за месяцы, проведенные в бездействии, мои навыки покрылись ржавчиной. Я по-прежнему была слаба, и каждое движение отзывалось болью в ребрах. И потому я осталась в хижине. Мистер Уэзеролл продолжал писать письма, пытаясь с помощью различных уловок и ухищрений найти мне сторонников.

Я узнала, что наш версальский замок покинули последние слуги. Меня очень тянет вернуться туда, но сейчас это небезопасно. Я вынуждена отдать мое любимое семейное гнездо на разграбление мародерам.

Однако я обещала мистеру Уэзероллу быть терпеливой – и проявляю терпение. Пока.

Семь месяцев переписки наглядно показали нам: мои союзники и друзья стали бывшими союзниками и друзьями.

Орден подвергся всеобъемлющей чистке. Одни приняли власть нового великого магистра, других подкупили. Нашлись и те, кто пытался оказать нам поддержку. С ними расправились иными способами. Одним из таких был месье Ле Фаню. Как-то утром Ле Фаню, раздетого догола и с перерезанным горлом, вынесли ногами вперед из парижского публичного дома на улицу, где и оставили на всеобщее обозрение. За порочащее поведение он был посмертно лишен своего статуса в ордене. Вдова и дети, которые при иных обстоятельствах могли бы рассчитывать на финансовую поддержку, не получили ни гроша.

Стоит отметить, что Ле Фаню был прекрасным семьянином, безупречно хранящим верность своей жене Клэр. Ему бы никогда и в голову не пришло навестить подобное заведение, а окажись он там волею случая, уверена, он бы попросту растерялся, не зная, что делать. Меньше всего он заслуживал такой участи.

Ле Фаню жестоко поплатился за верность семье Ла Серр. Это стоило ему всего: жизни, репутации, чести.

Я знала: все колеблющиеся члены ордена после этого поспешат заявить о своем согласии с новым порядком. Им показали, какой жестокий и бесславный конец ожидает строптивых. К сожалению, я оказалась права.

– Я хочу, чтобы о вдове и детях месье Ле Фаню позаботились, – сказала я мистеру Уэзероллу.

– Поздно, Элиза, – тихо ответил он. – Мадам Ле Фаню покончила с собой, предварительно умертвив детей. Не смогла вынести позора.

Я закрыла глаза и стала глубоко дышать, пытаясь обуздать гнев. Он бурлил во мне, угрожая вырваться наружу. Список загубленных жизней увеличивался.

– Скажите, мистер Уэзеролл, кто он? – допытывалась я. – Кто творит все эти ужасы?

– Мы скоро узнаем, – вздохнув, пообещал мне мой наставник. – Можешь не беспокоиться.

И снова – никаких действий. Я не сомневалась: мои враги думали, что ныне безраздельно главенствуют над орденом, а я больше не представляю опасности. Насчет последнего они заблуждались.

Мои навыки владения мечом восстановились в полной мере. Я стала еще опытнее и искуснее. И стреляю я теперь гораздо метче, чем прежде. Я предупредила мистера Уэзеролла, что очень скоро покину хижину. Оставаясь здесь, я ничего не достигну. Каждый лишний день, проведенный в укрытии, отдалял время моего возмездия. Конечно же, мистер Уэзеролл пытался убедить меня остаться. Его доводы я знала наперечет: вот-вот должен прийти ответ, которого он ждал. Или обозначилось еще одно направление, которое стоит разведать.

Когда и это не помогло, он стал мне угрожать. Если только я попытаюсь уехать, то еще раньше прочувствую на себе, каково быть поколоченной рукояткой костыля, провонявшей потом его подмышки. Словом, «только попробуй!».

Я проявляю (не)терпение.

Сегодня мистер Уэзеролл с Жаком поутру отправились в Шатофор и вернулись гораздо позже обычного. Они запоздали настолько, что я уже начала волноваться.

У нас не раз возникал разговор о переносе тайника в другое место. Рано или поздно кто-то его обнаружит. Во всяком случае, так считал мистер Уэзеролл. Тема переноса тайника стала еще одним видом оружия в его арсенале. Наша война мнений не прекращалась. Нескончаемый «тяни-толкай» насчет того, должна ли я остаться (он говорил «да») или покинуть хижину (я говорила «да»). Я окрепла, вернула все прежние навыки. Наедине с собой я негодовала, возмущаясь собственному бездействию. Я представляла безликих врагов, шумно радующихся победе и поднимающих издевательские тосты в мою честь.

– Вот и старая Элиза вернулась, – ворчал мистер Уэзеролл. – Точнее, юная Элиза. Бесшабашная девчонка. Ей ничего не стоит съездить в Лондон и затеять вражду, последствия которой аукаются нам до сих пор.

Конечно же, он был прав. Мне хотелось стать взрослой, более рассудительной Элизой, достойной предводительницей ордена. Мой отец никогда и ничего не делал сломя голову.

Но мои мысли неизменно возвращались к необходимости «что-то делать». Наверное, другая, более рассудительная девица спокойно завершила бы свое образование, как и положено послушной куколке. А «бесшабашная девчонка» Элиза предпочла действовать, отправилась в Кале, где началась ее взрослая жизнь. Меня будоражило и злило сознание того, что я бесцельно трачу время, не предпринимая никаких действий. Это сердило меня еще сильнее, а я и так была достаточно сердита.

Сегодняшнее происшествие усилило мое желание начать действовать. Я имею в виду позднее возвращение мистера Уэзеролла, стоившее мне немалых нервов. Едва они с Жаком подъехали, я стрелой вылетела во двор.

– Что у вас стряслось? – спросила я, помогая мистеру Уэзероллу выбраться из повозки.

– Сейчас расскажу, – хмуро ответил он. – Мне еще чертовски повезло, что наш парень не переносит вони сыров.

Он кивнул в сторону Жака, успевшего развернуть повозку.

– Я ничего не понимаю. При чем тут сыры?

– А при том, что, пока Жак, по обыкновению, дожидался меня на улице, произошло нечто странное. Точнее, он увидел нечто странное. Мальчишку, который болтался поблизости от магазина.

Мы одолели половину расстояния до хижины, где я намеревалась сварить мистеру Уэзероллу кофе и послушать его рассказ. Но произнесенные им слова заставили меня остановиться.

– Может, я чего-то не дослышала?

– Все ты дослышала. Говорю тебе: какой-то малолетний негодяй шнырял по площади.