Людмила Макарова - Иномирец [СИ]

Поношенный ноутбук отчаянно загудел вентилятором.

— Завис что ли? — с досадой спросил Кашицын.

— Неа, — отозвался тезка Петя еле слышным шепотом, — грузится.

И такая отчаянная просьба была в этом нерешительном «грузится», и такая надежда… «Подведешь парня — разобью к чертовой матери»! — мысленно пообещал Кашицын компьютеру.

— А что с Михалычем? — мрачно переспросил он вслух, вспомнил, что ему только что рассказали про запой, и преувеличенно бодро заявил: — Не беда. Что, Михалыча не знаете? Если сильно надо — встанет и поедет.

— Не поедет, — авторитетно сказала Зина. — Его с вечера мать «откапывает». Он ей рассказал, что лешего видел. Тот вышел из леса — и прямиком в наш тупик. Сам в сером балахоне с капюшоном, волосы длинные, на груди бляха вот такенная горит, — Зина очертила в воздухе круг размером с арбуз, — вышел, значит, леший к Михалычу и спрашивает: «Скажи, проводник, давно ли ты на службе»… у этого… как его… культа вроде. Или клана? А за ним — целый отряд лесных воинов стоит. Короче, Михалыч бежать, а тот пропал вместе с нечистью. Я сама слышала, как мать с бабкой шепталась, когда домой забегала переодеваться. Типа все, допился мужик…

Тут Кашицын сообразил, что разговор ушел куда-то в сторону и решил безобразие пресечь. Зинкина мать и в самом деле работала фельдшером, но во-первых, далеко не все своей болтливой дочери рассказывала, а во вторых Зинаида фантазерка была страшная.

— Кто с кем шептался? — переспросил неразговорчивый и обстоятельный Копылов.

— Какая бляха? Какого еще пульта? — фыркнул Ванька. — Че ты выдумываешь?

— Вот именно! — строго сказал Кашицын.

— Загрузился, — благоговейным шепотом доложил тезка Петя.

Кашицын тут же забыл, какое именно внушение хотел сделать троюродной сестрице с неуемной фантазией. Команда энтузиастов аэрофотосъемки, толкаясь локтями, сгрудилась над ноутбуком.

Сегодня «рама» налетала в общей сложности около часа и поставила рекорд дальности. Некоторые фотоснимки, особенно те, что были сделаны над центром, получились четкими, и ребята, напряженно пролистав десяток-другой неудачных кадров, восхищенно вскрикивали: «Смотри, это же «Нива» Бердышевская у правления стоит! Во, точно… Смотри, смотри, вон ясельная группа на прогулку пошла. А один без шапки — прикольно! А тут что-то не разобрать ничего»…

С окраинами дела обстояли хуже. Они тонули в тумане, который как серпом обрезал видимость сразу за последним рядом домов. Раскинувшиеся вокруг Сосноборска заболоченные просторы и лесистые окраины Кашицыну с ребятами, еще ни разу не удалось снять в более или менее приличном качестве.

— Тьфу ты! — с чувством сказал Кашицын. Как будто аэрофотосъемка родного райцентра была не временным развлечением, чтоб от скуки не помереть, а делом всей его жизни. Он встал и отошел к окну. Ванька с Зинаидой передрались за его место у ноутбука. Наконец, довольный Иван сел за стол, а Зинка, потирая ушибленное плечо, навалилась ему на спину.

— Смотри-ка, что это? — спросила она.

— Не знаю. Да отлезь ты, Зинка! Петр Петрович! Смотрите, у нас здесь какая-то обезьяна на задних лапах стоит.

Кашицын нехотя повернулся и замер с открытым ртом. Изображение было выпуклым и немного смазанным. Туман стлался по экрану густой пеленой, из которой торчали черные голые ветви. В нижней части снимка угадывались стволы деревьев, среди которых стояло какое-то человекоподобное существо.

Плоское широкоскулое лицо было обращено к небу. Волосы гривой росли от лба к затылку, но в отличие от стоячих панковских гребней рассыпались прядями, которые прикрывали заостренные уши. Щелевидные глаза без зрачков зло смотрели прямо в объектив. Почти человек разглядывал его очень пристально и недобро скалился.

Цифровая камера снимала с интервалом в десять секунд. И на следующем снимке щелеглазого уже не было.

Ванька, не дыша, вернул кадр назад.

— Вот что, ребята, — сказал Кашицын и деланно улыбнулся. — Достали мы всех со своим самолетом-разведчиком. Видали, какое пугало против нас выставили? Давайте возьмкм тайм-аут и займемся модернизацией оборудования.

— Это не пугало, — веско возразил молчаливый Копылов.

— Тогда что это? — испуганно ахнула Зинка.

— Не знаю. Непонятно, — Кашицын лихорадочно искал, чтобы еще сказать. — Может, искажение такое… Может, туман клубился в тот момент, когда кто-то из дачников погулять вышел. А скорее всего — дефект объектива — пыль или грязь налипла. Артефакт. Слышали такое слово?

— Неа, — сказал Иван.

Остальные согласно закивали.

— Значит, к среде найти в словаре и выучить. А заодно Иван с Петей сделают нам доклад на тему «Артефакты в фотографии», о кей?

— О кей, — буркнул Ванька. — Можно нам этот кадр распечатать?

— Нет, ребята. Ни к чему это. Давайте-ка по домам. Поздно уже, темнеет.

«Что же это, в самом деле, такое… Или кто? — думал Кашицын, вглядываясь в размытый силуэт. — Зверь или человек? Если туман как линза сработал… Чушь какая. Надо камеру на «раме» поменять, — он побарабанил пальцами по столу. — А еще лучше валить отсюда. Дай бог здоровья Горяеву с Михалычем. Пусть увозят»!

В ту ночь студент Кашицын долго мерил комнату шагами, сгоряча поклялся учиться на отлично, и уснул только под утро. Ему снились серые балахоны с горящими медальонами и щелеглазые нелюди. Потусторонние звери выпрыгивали из тумана и перекусывали маленький фанерный самолетик громадными челюстями…

Через две недели Петр Кашицын уехал в город по узкоколейке. Михалыч вышел из запоя, а Горяева выписали из больницы, так что жизнь в Сосноборске вошла в привычную колею. И его жители больше не чувствовали себя отрезанными от большого мира.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ ЦИКЛА