Кайл Иторр - Золотая лихорадка [СИ]

И кто-кто, а я жалеть их не собираюсь. Залетели – отвечайте.

Ужин протекает почти как в прошлый раз, только теперь за столом нас четверо, Хакима тоже позвали отметить чудесное спасение из лап снежного дракона. Так в Латинском Союзе именуют северную разновидность скального варана; южную-то знают все, кто хотя бы рассматривал картинки в орденском путеводителе, а вот снежный дракон южнее Сьерр пока не попадался. Причем ладно не попадался мне, я работник кабинетный и дальше стрельбища особо не выбираюсь, но и у охотников-натуралистов и прочих практиков-исследователей новоземельной фауны тоже не было случая взять его на мушку. Хорошее чучело варана стоит в музее естествознания в Вако, уж кто-кто, а тамошний гуру динозавристики, доктор Прескотт, не упустил бы возможности поставить рядом "старшего" сородича этой ящерицы... Много ли у дракона и варана отличий – ну, профи-биолог вроде помянутого Прескотта наверняка сказал бы точнее, а я из охотничьих баек Адама могу составить два. Во-первых, снежный дракон, как явствует из имени, вполне привольно чувствует себя на холодных скалах у границы снегов, тогда как южный его собрат обитает фактически в саванне и прикидывается глыбой песчаника лишь мимикрии ради. Во-вторых, скальный варан – классический ящер-крокодил, вялый в ночной прохладе и в мокрый сезон, но весьма бодрый на жаре, а вот снежный дракон по обмену веществ ближе к динозаврам, которые, согласно последним научным данным, все-таки были теплокровными. В остальном параметры тварей похожи: умеют сливаться с пейзажем на манер хамелеона, способны жрать любую тухлятину, но все ж таки предпочитают кровавое мясцо, охотятся, как большинство крупных хищников, из засады, и свалить их даже из пулемета – это еще постараться надо...

Рагу из драконятины и правда отменное; я-то опасался наткнуться на традиционный для латиноамериканской кулинарии избыток перца, однако это блюдо Ния – та самая "афролатиноска", что бессменно заправляет всеми делами на "летней кухне", – соорудила скорее в креольском стиле. Нежное, сытное, терпкое, на двунадесяти травках.

Ну и самогонка тоже на месте, в той же пузатой бутыли темного стекла. Я-то вчерашнее помню и после первого же стаканчика перехожу на простую воду, а вот Хаким, даром что правоверный, под эту великолепную закуску умудряется наклюкаться в дупель. Попросту сползает под стол. Адам, качая головой, добывает из кармана флакон с наклейкой "INOSITOL CAPS" и впихивает безвольному узбеку в рот две капсулы, буквально залив следом полстакана воды; Бернат придерживает "пациента" за шиворот, с видом доброго дядюшки тихо приговаривая что-то успокаивающее. Что – не понимаю, это со мной асендадос вынуждены переходить на язык Гете, а с Хакимом оба болтают по-испански. Он в лингвистическом плане подготовлен к "заграничным вояжам" куда как получше меня; помимо узбекского и русского, в активном использовании английский-испанский-арабский-китайский – и еще примерно на трех языках Хаким может послать нежелательного собеседника к бениной бабушке. Правда, немецкого не знает вовсе, ну да здесь оно не существенно.

Узбек вскоре приходит в себя, собирает мутные глаза в кучку, пытается встать и падает обратно на скамейку.

– Прстите... да что ж это ткое...

– Давай помогу, – предлагаю, обхватывая Хакима за плечи. Костлявый, но не легонький, массаракш. Ладно, тут недалеко.

Доставляю незадачливого до флигелька, сдаю на руки Арчи, который укладывает гостя в выделенной тому каморке вроде моей, а сам еще какое-то время стою на заднем дворе, запрокинув голову и вдыхая холодный ночной воздух. В черном небе – звезды, аки беспорядочные плетенки светодиодных гирлянд, и медленно плывущая среди них индейская пирога умирающей луны. Ветер шевелит отросшие волосы, надо будет завтра у Арчи спросить, есть ли на асьенде парикмахер.

А под черепом шевелятся другие мысли, уже не о бытовых мелочах.

Если я прав – а на то похоже, массаракш, – надо срочно устраивать самому себе сеанс психотерапии. В противном случае устроит мне его кто-то другой, и тогда будет поздно...

Каморка. Гамак. Тишина.

Мерно покачиваюсь на подвешенной постели, на грани между дремотой и сном.

Нет, не сплю. Думаю. Хором.

Это Алиса у Кэрролла не понимала, что значит "думать хором". А у меня в голове полный консилиум субличностей; в одной некогда читанной вещице они именовались "тот, который был я", "тот, который буду я", "тот, который не я" и "тот, кем я не буду никогда" [50]. Моя шиза еще не развилась до такой стадии, чтобы раздавать этим субличностям отдельные имена – массаракш, может, еще айдишки в Ордене оформить на каждую? – впрочем, зарекаться не буду.

Итак, в форме беспорядочного диалога субличностей, каждая из которых хотя и знает все то, что знаю я, но может иметь отдельное мнение по поводу интерпретации наличествующих сведений...

– Что там говорил когда-то Сай про "сладкий сон", который для него и других осведомленных персон "красный дьявол"?

– Таблетка плюс пара активных веществ, и у пациента резко падает порог внушаемости, так что при некоторой минимальной подготовке ему можно внушить некий "посыл", и посыл этот будет активен после того, как завершится действие самой таблетки...

– А что это значит, если расшифровать?

– А то, массаракш, что в сознании пациента появляется – нет, не ключик, за который когда-нибудь в нужный момент повернет кто-то знающий правду, но скорее некая новая, вполне сознательная инвектива. Изменяющая, соответственно, мышление и поведение субъекта, а уж насколько явным будет такое изменение – зависит от посыла.

– Возможно, также и от гипнотической силы пославшего...

– В данном случае "сила пославшего" не имеет значения, ведь порог внушаемости пациента и так упал в ноль или около того. Потому и "красный дьявол": зная рецептуру, становишься равен Кашпировскому и Мессингу.

– Очень смахивает на пресловутые секты с обработкой, их методика. Особенно учитывая, что в иных сектах в курсе обработки неофита активно применяются те самые "раскрепощающие сознание вещества", за что, помимо прочего, хозяева-сектанты и преследуются компетентными органами...

– Не скажу, чтобы я был таким уж великим знатоком гипноза, но на паре-тройке сеансов присутствовал. Внушение – словесное, причем гипнотизируемый должен четко понимать, что ему говорят, то бишь владеть языком. Может, тот же Мессинг и сумел бы "пробиться" по-немецки к клиенту, который немецкого не разумеет даже в объеме "хенде хох", тут не спец, повторяю; обычно все-таки к загипнотизированному пациенту обращаются на языке, каковым тот пользуется и вне сеансов. То есть ко мне, к примеру, это можно делать на русском-украинском-английском-немецком, однако если "посылать" будут по-французски или по-китайски – скорее всего, только время зря потратят.