Александр Забусов - Характерник. Трилогия (СИ)

Компас помог сориентировать нанесенную картографией местность на бумаге. Группа сильно отклонилась вправо от полосы наступления своей дивизии. Сейчас, если принять юго-восточнее, можно выйти прямиком к обороне противника на франкфуртском плацдарме. Сунув карту обратно, он, поднявшись на ноги, прошелся рядом со спящими ребятами. Вглядываясь в лица людей, ставших до боли родными, с некоторыми из которых прошел по военным дорогам половину Европы. Война на исходе, и исход ее был понятен теперь не только ему, человеку, попавшему в ее горнило из будущего. Он сделал для победы все, что только может сделать воин. Ему не стыдно за свои действия, да и отчитываться ему не перед кем. Пришло время покинуть этот отрезок пути, покинуть привычный налаженный быт, людей с которыми сроднился. Теперь эта война стала для него прошлым этапом.

Да-а! Надо думать, как сильно устали его орлы, если даже Тунгус спит сном праведника, не озаботившись выставлением охраны «лагеря». Пусть отдыхают, выспятся. Нужно придумать, как Котов покинет их. Нельзя в один момент уйти в никуда, о близком человеке должна остаться добрая память.

Разведгруппа действовала в тылах противника еще восемь дней и ночей, передавала информацию о скоплении войск, делала засады, уничтожала склады и штабы частей. Когда стало понятно, что полевая жандармерия, не смотря на неминуемый крах фашистской Германии, работающая как швейцарский хронометр — без сбоев, им плотно села на хвост, Котов решил выводить людей на свою сторону.

Они прорывались на узком участке фронта; справа и слева стоял враг и по всем признакам готовился к жестокому отпору по линии обороны своих порядков. Впереди был большой укреплённый город — Франкфурт-на-Одере, за ним широкая, глубокая река. На левом берегу, параллельно реке, шла железная дорога, недалеко от Франкфурта её пересекала другая и уходила за реку. По дорогам непрерывно тянулись воинские эшелоны, — враг подбрасывал подкрепления во Франкфурт. Железнодорожный мост находился в руках врага.

Железнодорожный перекрёсток, был от реки примерно на расстоянии километра. Между рекой и перекрёстком лежала ровная низменная пойма. Край поймы, примыкающий к реке, зарос кустарником. Идти прямо через пойму на перекрёсток было слишком рискованно. Для выхода к своим, Котов предпочёл обходный путь, более длинный, но менее опасный: укрываясь в кустарнике, подняться вверх по реке километра на полтора-два, где пойма делается уже, и там перебежать на насыпь. При проходе через кустарник, передовой дозор, в котором шли сержант Воскобойников и рядовой Лодейников, слету нарвался на пулеметную точку. Окоп, вырытый на возвышении и прикрытый голыми, но густыми ветвями ивняка. Неожиданная короткая схватка, тихой не получилась. Почти у самой передовой враг был начеку. Погиб Воскобойников, получив от закутанного в шинель, полусонного унтера, пистолетную пулю в грудь. Лодейников, ножом и прикладом справился с двумя фрицами и до подхода основной группы, но в неравной рукопашной борьбе ему умудрились сломать руку.

— Твою ж мать! Где были ваши глаза? — ругал стонавшего от боли подчиненного Тунгус, обычно не склонный к лексике «великого и могучего». — Лодейников, сапер погиб от твоей глупости и разгильдяйства.

— Товарищ сержант…!

Очистив кустарник, прикопали своего погибшего товарища и двинулись к железнодорожному перекрёстку. Ни на пойме, ни у перекрёстка немцев не было. Но лейтенант вовсе не думал, что плацдарм на левом берегу Одера уже завоеван советскими войсками. Это оказалось верной догадкой. Разведгруппа вышла в расположение стрелкового батальона.

— Мы здесь, только потому, что немцы проглядели переправу, не ждали ее, не допускали и мысли, что один батальон советских войск дерзнёт перешагнуть Одер, — сказал Котову комбат, беседуя с ним на своем НП. — Тут сейчас не пойми чего. Войска смешались, как слоеный пирог. Что утром будет, одному Богу известно. Оставайся, лейтенант. Лишними твои охотники не будут, а там глядишь, наши части подтянутся, спокойно выйдите к своей дивизии.

Утро, уже надоевшее серыми сумерками, встретило пехотинцев тем, что фашисты распознали их передовые порядки. Миномётный налёт длился с полчаса, потом двинулась вражеская пехота. Батальон подпустил противника метров на сто и открыл огонь из всех видов оружия. Враг понёс большой урон и откатился. Связавшись со своим командованием, Сергей обрисовал картину боевых действий батальона, попросил связаться с соседями, комбат, не имеющий связи с полком, просил помощи.

Противник пошёл в девятую атаку, немецкая рота в сопровождении танков, поддерживаемая огнем миномётов и артиллерии, шла против горсточки советских воинов, оставшихся от батальона. Все складывалось бы по другому, если бы боевая техника батальона, не осталась на другом берегу. Переправы не было, и каждый понимал: если не удержатся — точно погибнут. В траншее, которую обороняли разведчики, оставалось только восемнадцать боеспособных человек. Сережка уже сто раз пожалел о том, что решил остаться в расположении батальона.

— Селезень, отсекай пехоту. Парни, у кого противотанковые гранаты есть?

— У меня!

— И у меня пара!

— Давай сюда!

Селезнев заставил немецких пехотинцев залечь в грязь. Сергей рванулся за бруствер окопа, забросил гранату под железное тело «Леопарда», вырвавшегося вперед, и тут же откатился в сторону. Взрыв! Танк мертвой громадой встал на месте, задымился, выбросил в вечерние сумерки языки пламени. Его сосед, поливая свинцом все пространство перед собой, заставил Сережку вжаться в мокрую грязь, окунуть в лужу лицо. Почувствовал, как пулеметная очередь прошла рядом с ним. Громыхающие траки проползли мимо него. Опять повезло! Развернувшись на месте, приподнялся, забросил гранату на танковую корму. Гром взрыва врезал по барабанным перепонкам, вверг во временную прострацию.

Ночь. Холодный февральский ветер леденит щёки. В темноте ничего не видно. Селезнев уже не помнил, сколько раз они вылезали ещё из своей траншеи и бросались на гансов в атаку. Гранатный бой продолжался всю ночь. Луны на небе не было, стояла такая кромешная тьма, что немцы незаметно подходили на расстояние шести-семи метров, и бойцы могли отличить их от своих, только по огромным вещевым мешкам за плечами и фаустпатронам, которые они несли подмышками. С наступлением оттепели в траншеях по колено стояла подпочвенная вода. Когда завязывалась рукопашная схватка в окопах, Селезневу не раз пришлось действовать гранатой, как молотком. К утру отбили последнюю атаку, и поняли, что фашисты мало того, что больше не полезут, они уходят, покидая позиции, вглубь своей обороны. В траншее осталось двенадцать человек переживших эту ночь. Некоторые засыпали на ходу, заснув, падали и продолжали спать. Чтобы разбудить их, приходилось зажимать им рот и нос, потому что другие способы не действовали. Человека можно было катать, как чурбан, а он всё равно продолжал спать. Срабатывал откат пережитого организмом.