Александр Забусов - Характерник. Трилогия (СИ)

— Хватит!

Она встав на колено и контролируя ситуацию со стороны, держала пистолет на вытянутых руках, направив его на оконный проем.

— Турок, там никого!

Этого не могло быть. Ведь не померещилось же ему мелькание тени? Или сдали нервы? Нельзя терять лицо! Сказал зло:

— Стой здесь!

Сам двинулся к проему выбитой двери, хрумтя подошвами по бетонному крошеву, сопровождая каждый шаг отголосками эха. Там, где было темно, включил фонарь, пройдясь его светом по стенам и нагромождениям хлама. Никого! Не остановился, пошел дальше. Как бы доказывая себе, что он не боится прежде всего своих страхов.

Коридорная система здания, представляла собой длинный проход «взлетки», как в казармах. Тень проскочила совсем рядом, из комнаты в комнату пересекла коридор. С петли модульной разгрузки, не задумываясь сорвал гранату L2A2, английского производства, оборонительную, забросил в комнату, прислонившись к стене. Взрывом вместе с клубами пыли и осколками металла, вымело наверное все живое, случись таковому быть. Стена за которой скрывался шевельнулась, может даже подвинулась, но устояла. Кашляя, ввалился в помещение. Пылищи, жуть сколько. Медленно оседая, пыль вдруг проявила силуэт в пустом окне. Не раздумывая, выпустил в него очередь, патронов на пять, и снова метнул гранату. Чтоб уж наверняка.

— Ф-фугух! — эхо отдалось звуком взрыва и многократно продублировалось. Это и лишило его возможности услышать посторонний шум с потолка.

— Ш-шух-х!

В самый последний момент попытался отпрыгнуть в проход, да вот не хватило скорости восприятия. Потолочная панель от взрыва сошла с подпорки стены и накрыла его, вернее успела прихватить нижнюю часть тела, почти по самый таз. От болевого шока Генрих потерял сознание…

Его крик разнесся по всему коридору, эхом отдаваясь от стен. Лежа на животе, сбивая пальцы и ногти в кровь попытался руками подтянуться вперед. От тупой, жуткой боли, зубы непроизвольно прокусили нижнюю губу. Горячая жидкость быстрым потоком устремилась по уголкам между губами, капая на замусоренный пол перед ним. Как это все?… Ничего не получалось, а еще мозг не мог понять, почему. И от безысходности положения, он как попавший в капкан зверь, зарычал, извиваясь на месте. Единственное, чего добился, это нашуметь. От своей беспомощности, вновь выл, ругался и кричал, колотя кулаками перед собой. Услышал рядом, под боком, крик срывавшийся на фальцет.

— Перестань!

Замер. Повернув голову и скосив взгляд, увидел Пилар. Испанка сжавшись в комок, закрыв глаза, сидела под стеной, со всей силы зажав уши ладонями. Надоевшее эхо, на все лады, как заведенное повторяло:

— Стань… Стань… Стань…

Открыла глаза, посмотрела на него. Отрешенным голосом, будто бросала слова в пустоту, сказала:

— Турок, плита упала. Я сделала тебе укол, но вытащить из-под нее не могу. Да и бесполезно это. У тебя нижнюю половину… — поперхнулась, но все же закончила объяснять, — …раздробило. Прости.

Страх сковал и без того бешено стучавшее сердце. До него дошло понятие безвыходности ситуации. Затих. Вдруг явственно произнес:

— Больно!

Напарница подхватилась.

— Я сделаю обезболивающее еще!

И эхо согласилось с ней:

— Еще… Еще… Еще…

А что она могла? По всем канонам, Турка нужно было просто пристрелить, чтоб не мучился. Не мучил ее. Это неписаный закон наемников на контракте. Вот только одиночество… Остаться одной в этом неправильном, враждебном мире, было для нее еще большим испытанием и пыткой. Понимала ведь, что он скоро умрет от боли и потери крови, но…

Мешок с костями, лишь недавно бывший крепким, мужественным и умным парнем, Генрихом Нахтигаль, с позывным «Турок», будучи в блаженных объятиях наркотического средства, пошевелился, открыл глаза. Два бездонных, прозрачной синевы озера, бездумно уставились в пустоту фиолетового неба падавшего на лицо из проема в потолочной конструкции. Пилар ладошкой погладила его по волосам. Слезы без всхлипов потекли по щекам молодой женщины. Слышит ли он ее? Понимает ли? Пилар говорила, чтоб отвлечь его и скорее всего себя. Даже больше себя! Говорила, предавшись воспоминаниям, забивая гвозди в реальность случившейся с ней катастрофы:

— В этом году решила встретить Рождество в Париже. Генрих, ты же знаешь, как я люблю этот город? Почему-то мне казалось, что именно в этот праздник со мной произойдет что-то необычное. Город будет сверкать, искриться, а из толпы парижан вдруг появится «он». Тот, единственный, который так и не появлялся за двадцать восемь лет моей жизни. А почему нет? В Рождество всегда обещают чудеса, вот пусть и оправдают обещания. В общем купила билет, заказала гостиницу и утром двадцать третьего очутилась в Орли.

Словно почувствовав что-то постороннее, сжалась, но обернулась не сразу. Вдали коридора, где большая часть стены отсутствовала, превратив оставшуюся часть в обломок развалин, промелькнула быстрая тень. Ни звука, ни грохота, ни эха, не послышалось. Отвернулась. Пусть будет, как будет! Продолжила говорить, пустыми глазами глядя на обшарпанную кирпичную кладку:

— Первые полтора дня в городе царила суета. Вместе с парижанами таскалась по улицам, забегала в магазины, где обаятельные продавцы втюхивали всем жаждущим красиво упакованную срань, не нужную в повседневной жизни. Днем сходила в собор Парижской Богоматери, прослушала Рождественскую мессу, торжественную и красивую. Но чем ближе шло время к вечеру, тем быстрее пустели улицы, и на душе становилось все более одиноко. Ха-ха! Сами парижане в это время уже сидели по домам в семейном кругу, вкусно жрали и веселились. И тот, мой единственный, наверное тоже!

— Пилар.

Голос Турка был спокоен, хотя и слаб. Она посмотрела ему в лицо, встретившись с ним взглядом.

— Кхе-кхе-кхе! — С кашлем изо рта Генриха обильно пошла кровь.

Пришла в голову мысль: «Это конец!»

— Испанка, я скоро уйду. Чувствую это. Внутри все захолодело.

— Сделать укол?

— Подожди, послушай меня. Если хочешь выбраться, найди русского. Только он может вывести. — Голова в изнеможении опустилась на бетон, говорил уже не поднимая ее. — Кхе-кхе! Не пытайся его принудить. Убьет, переступит через тебя и уйдет своей дорогой. Кхе! Просто подойди и попроси. На мельтешение теней внимании не обращай, их нет. Они в нашем с тобой воображении. Иллюзия! И пр…

Резкая конвульсия не дала закончить фразу. Пилар пальцами дотронулась до места на шее своего командира, туда, где должна была пульсировать жизнь. Генрих Нахтигаль был мертв.

Генриха оставила там же. На выходе обернувшись, чтоб бросить последний взгляд на командира, с удивлением осознала, что тела на месте нет. Запыленная и порванная во многих местах одежда, «снаряга», автомат, все как напоминание о случившемся лежало, а вот тело исчезло. Куда же они все же умудрились попасть?