Александр Забусов - Характерник. Трилогия (СИ)

— Ну, станишники и дерьмом же от вас несет!

— Зато живы! — глубоко вдыхая свежий воздух молвил Мордвинов.

— По нынешним временам уже хорошо.

— Идемте отсюда, не ровен час снайпер проявится или минами накроют. — По-хозяйски пригласил дончак.

Проводник из гренадер, вел их четверых по только что полностью освобожденному городу. Сплошное месиво из техники обеих армий, руины, пожары и много трупов. Вот такая картина маслом вырисовывалась. Казалось запах крови, горелой плоти и горячего метала въелся в сам воздух. Машину не дали, но это нормально. Общий порыв в наступлении, тесно связался с приказом командования. Турки бегут, только в подвалах и развалинах еще попадаются «беспризорные» янычары, да и сипахов хватает. Танк сгорит бывало, а они каким-то чудом выживут, вот и растворяются среди развалин, к своим-то не выйти, а в плен сдаваться не хочется. Фанатики, одним словом!

«Зачистка» жилых кварталов от подразделений янычар осуществлялась так же, как и в реальности Кутепова. Сначала в оконный либо дверной проем бросали ручную гранату, затем все темные углы обильно поливали свинцом из автоматов и, если только кому-нибудь чудилось, что в помещении кто-то еще шевелится, вся процедура повторялась с самого начала. Жизнь штука тонкая, когда обломаешь обо что-то зубы, научишься и не такому. Жить хочется всем, да и войне скоро конец.

По рассказам того же провожатого, вокруг города да и в самой губернии действовали десятки концентрационных лагерей, в которых от голода и мороза погибали тысячи военнопленных и перемещенных гражданских лиц. Тем же Кутепову и Хильченкову в этом ничего нового не открылось, а вот Кардаш с Мордвиновым, услыхав такое, зависли. Сей невидали даже на Кубани не было. Но тут еще сказалась нелюбовь турок к армянам, а город, это ведь еще и Нахичевань Донская, вот и изголялись, прицепив паровозом и остальных. Когда-то цветущий край, полностью обезлюдел. Кто ушел к своим, кого убили, кого замучили. Особой жестокостью отличались части скомплектованные из болгар, башибузуков на этой земле не встречалось. Так вот эти «братушки», мать их так, квартировавшие в пригородах, издевались над народом донским похлеще самого гнусного во всей армии турка. Дошло до того, что командующий Донским фронтом лично издал письменный приказ — болгар в плен не брать. А положа руку на сердце, казаки их и так никогда не брали. Если довелось поймать — люто карали.

Еще тогда, когда все только началось, и турецкая армия лишь подошла к землям донского казачества, из Ростова потекла вереница беженцев в районы центральной России. Можно сказать, повезло. Спаслись. В городе оставалось всего тысяч сто пятьдесят жителей. Когда турки прорвали жиденькую линию обороны и навалились на сам город, развернулись упорные уличные бои. Казаки не хотели бросать Ростов на произвол судьбы. Пока наши в столице, как водится, чесались, собирали силы в кулак, посылали на южное направление. Турки за несколько дней оккупировали большую часть города. Даже мосты через Дон армейцы взорвать не смогли. Многодневные бои носили ужасающий характер, в большей мере переходящий в рукопашные схватки за каждый дом. Понесенные жертвы дали выиграть время. Подошли части и фронт встал! И вот свершилось… Годы прошли и Ростов снова свободен, а турецкая армия бежит без оглядки по всем направлениям. Победа!..

Большая Садовая после боевых действий в городе на Кутепова произвела удручающее впечатление. При желании можно было с легкостью представить какой красивой и помпезной она смотрелась до войны. Людская пестрота не покидала ее не днем, ни ночью. Электрические фонари, от которых не осталось и следа, в таких местах создают особую атмосферу. Ну и естественно витрины и витражи магазинов, подчеркивали богатство. Сейчас же кроме здания Ростовской городской Думы не осталось ни одного целого дома. Все сожжено, все разрушено. Поперек улицы лежат вековые деревья, почему-то валяется мебель, ветер разносит старые газеты и обрывки бумаг. Поднял листок. Текст в нем на турецком языке, но видно, что из разряда документации войсковой части. Выбросил. Отметил заполошный взгляд Мордвинова, глазевшего по сторонам. Да, в давно заброшенном Екатеринодаре все воспринималось как-то по иному. Здесь и «свежие» трупы убрать еще не удосужились. Подбитые обгоревшие остовы танков, автомашин заполняют собой все пространство от тротуара до тротуара, будто бы кто специально собрал здесь свалку металлолома. Постоянно приходится лавировать между «железом». Не многие пустые места, перегорожены окопами и блиндажами. Турки мертвой хваткой цеплялись за каждую пядь земли, в ней и остались. Еще когда обминали какой-то городской сквер, заметил что-то подобное мусульманскому кладбищу. Могил судя по рядам много. Нет. Их там очень много было. Перешли через тротуар. Руины длинного здания горят и посейчас. Пламя высоко поднимается над освобожденным городским районом. Интересно, что так может гореть?

— Волжско-Камский банк горит!

Провожатый вывел наконец-то к монументальной четырехэтажке грязно-белого цвета с лепниной отбитой во многих местах. Как она могла сохраниться в таком аду? Перед зданием судя по всему произвели экстренную расчистку, а вот до остальных уличных «рукавов» дело пока не дошло. Присутствие военных отмечалось здесь на каждом шагу. Оно и понятно, все-таки главный штаб. Им сюда.

К обстановке внутри штаба, Кутепов отнесся с интересом. Уж сколько он в этом мире, а все никак не мог отделаться от мысли, что это ему грезится. А еще казалось, что все вокруг дикая смесь современности с деникинской армией, а он в этом балагане несет на себе роль клоуна. Все эти «благородия», «превосходительства», «ротмистры» и «сотник» у него уже в печенках… если б еще не стреляли и не умирали по настоящему, тогда куда ни шло. А так, дело швах!

На входе их тормознули, но получив объяснения, допустили внутрь, приставив сопровождающего из «местных».

Так вот, штаб. Впечатление, что тупой декоратор собрал откуда придется всякую всячину из разряда мебели и обставил помещения в крикливом купеческом стиле начала прошлого века, из родной реальности естественно. Повсеместная бестолковость и колготня, не смотря на утренний час. По длинным коридорам из двери в двери, сновали адъютанты, дежурные офицеры и нижние чины, поминутно хлопали двери. Мельком глянул на своих. Понял, вся эта суета вызывает раздражение и у них. Кардаш, хоть и был офицером, но штабы и штабных не жаловал и презирал. Скорее всего подумал, что его проводят с пакетами прямо к командующему, в Мещерах так бы и поступили, так нет, завели в кабинет какого-то капитана с витым аксельбантом от правого погона, через грудь к золотистой пуговице кителя на груди. Лощеный, с козырными усиками на лице. Вздохнул. Сплюнул про себя.