Евгений Кострица - Рарник

Проклятье! Слишком медленно!

В следующую секунду я почувствовал укол сзади. Потом еще один. Парень разошелся не на шутку. Неприятно, но не смертельно.

Развернувшись, попытался встретить его тяжелым акцентированным ударом, но Зергель ловко уклонился и снова исчез. Камень, не встретив цели, едва не оторвал мне «руку».

Мафа явно недооценивала своего живчика. Особого вреда он мне пока не нанес, но и попасть по нему оказалось почти невозможно. На Пуси все еще висела пара элементалей, и помочь напарнику он не мог. Но, если допилит, то мои дела будут совсем плохи. Конечно, до Сельфины ребятам далеко, но вдвоем они справятся со мной быстро.

Зергель наконец проявился и теперь маячил на безопасной дистанции, не решаясь атаковать в одиночку. Этот ловкий проныра слишком уязвим и тщедушен. Его кожаная броня не способна смягчить прямой и жесткий удар. Сейчас ему стоило бы помочь напарнику и только потом вернуться ко мне.

– Фокус моих! Потом нюкнем [19] Нюк (бурст), «закидывание тапками» – скоростная тактика добивания врага, невзирая на любые потери. рарника! – Приказ Пуси подтвердил мои опасения.

Сделаю то же самое: помогу родственничкам, пока те еще живы.

Я торопливо помчался к «своим» на выручку. Спину ужалило в нескольких местах сразу, словно на меня набросился рой мелких озлобленных насекомых. Пока ничего страшного – можно терпеть. Мысленно я поблагодарил всех местных богов за то, что у Зергеля не булава, а кинжалы.

Для Пуси мой маневр не стал большой неожиданностью. Шагнув в сторону, он развернулся – меч свистнул и по широкой дуге ударил по выставленной вперед каменной «лапке». Крайний булыжник отлетел и укатился, оставив меня с короткой култышкой.

Теперь Пуси заслоняли от меня два каменных «братца», а ухмыляющийся Зергель кружил за спиной, выбирая момент для новой атаки.

Черт! Похоже, хана. Я не знал, что делать с этой парочкой. Один умело маневрировал, удерживая толкавшихся мобов между нами, а второй висел за спиной, ограничивая мои движения. Кинжалы хоть и не наносили критического ущерба, но все же сильно замедляли. Рано или поздно меня доковыряют.

Пытаясь обойти мешавшихся мобов, я в очередной раз проехался по мертвой Мафе, и тут меня озарило.

Придерживая ее тело своим обломком, я оторвал трупу голову, чтобы использовать ее вместо отсеченного камня. С легким щелчком она заняла его место, но зрелище получилось еще то: с обрубка шеи капала кровь, а бледное лицо будто оживало в движении.

Чтобы еще более усилить эффект, я пошевелил отвратительным «кулачком» перед потрясенным Зергелем. Похоже, этот трюк его психика выдержать не смогла – шокированный, парень вытаращил глаза и застыл, не в силах оторвать взгляд от подружки.

Такой шанс нельзя упускать!

Не теряя времени, я раскрутил новую «руку» и, отпустив связь, метнул голову Мафы. Страшный снаряд попал Зергелю в грудь. У бедняги сразу же подкосились ножки. Он не смог даже пошевелиться, когда, разорвав дистанцию, я обрушил на него свой самый тяжелый валун.

Покончить с последним противником оказалось нетрудно. Я оттеснил Пуси за скалу, где мирно паслись еще свеженькие элементали. Сагрившись, они переехали его со спины. Прикрыть ее ему было уже некому.

Я отомстил – на земле валялись четыре человеческих тела. Мои камни покрывала липкая теплая кровь врагов. Победа? Мне хотелось именно этого?

На этот раз месть не доставила ожидаемого удовольствия. Ненависть ушла, оставив после себя странную тоску и разочарование. Стало даже хуже, чем было. Я чувствовал, что сделал глупость, согласившись с ролью, которая абсолютно мне не нравилась.

Теперь уже в смерти ребят не виделось ни малейшего смысла. Мы все бессмертны, а причинять боль порой труднее, чем терпеть ее самому. Если во мне и есть эта неуловимая «человечность», то именно сострадание должно быть ее стержнем.

Солнце приятно грело камни, высокое небо манило необъятным пространством, но мне было не до местных красот. Погруженный в раздумья, я медленно катился к обрыву, откуда в прошлый раз так неудачно свалился. Лениво развалившись на краю, пытался хоть что-нибудь вспомнить, но из подслушанных разговоров целостная картинка все еще упрямо не складывалась.

Прошлое словно заслоняло зыбкое густое марево, но невидимые фильтры медленно таяли, открывая ранее скрытые пласты информации. Причем не новые знания, а мои собственные воспоминания. Иначе как понятие могло проявиться во внутреннем дискурсе, если его объект никогда не встречался? Не может же бывший кролик или элементаль испытывать странное возбуждение, увидев Сельфину? Да и Лапуля выглядела почему-то знакомо, хотя в мыслях о ней уже напрочь отсутствовал сексуальный подтекст.

В моем смятенном уме словно гудел рой растерянных пчел. Я собирался не думать, а вспомнить, но, возвращаясь к исходной точке, вновь забывался в мутных концепциях и в конце концов перестал бороться с собой, отпустив мысли на волю. Не гнать их насильно, не поощрять, не исправлять, не менять на другие, а бесстрастно смотреть в ясность осознавания, позволяя всему просто быть, как ему вздумается.

Отпустить, все отпустить…

И через какое-то время я будто исчез, превратившись в чистую ткань бытия, на которой этот мир и был нарисован. Его безжалостное колесо продолжало вращаться, но я словно находился уже не на ободе, а в центре, и потому был неподвижен.

Все проявленное воспринималось равнодушно и отстраненно. Солнце грело все так же, высокое небо лениво облизывали пухлые облака, внизу журчала река, а где-то, наверное, яростно материлась Сельфина. Но мне было уже наплевать на реальность. Теперь эта живая и красочная иллюстрация никак меня не затрагивала и не волновала. Все лишь иллюзия. Причем вместе со мной. Потому что я не кролик, не камень и даже не человек.

«Я» есть сама осознающая ясность – чистое и ничем не замутненное восприятие. И этот очевидный факт не требовал доказательства, которое следовало бы выстроить в уме или, тем более, произнести вслух. Мысли появлялись, но, не подпитываемые усилием, тут же таяли. Они возвращались туда, откуда возникли, более не окрашивая реальность в оттенки неприязни, желания или равнодушия.

Отпустить. Все отпустить…

Залитая светом степь – золотистые волны высохшей травы. Осеннее солнце не греет. Порывы холодного ветра рвут синие гильдейские штандарты на пиках. Мой рейд выстроился клином и ждет приказа.

Я слезаю с лошади и тщательно растираю горсть сухой земли в ладонях – едкий запах доказывает, что разведчики не ошиблись. Кажется, что, кроме нас, тут никого нет, но тварь прячется где-то здесь, и мы найдем ее раньше других!