Евгений Кострица - Портной

Он очень любил свой кинотеатр. Угловатое чудище архитектуры эпохи позднего соцреализма намертво зажало башнями небоскребов, напечатанных последним поколением строительных 3D-принтеров. В отражении дорогих поляризованных стекол насмешливо искажался и так донельзя уродливый облик старого здания, но этим оно Кицуму и нравилось.

Ему хотелось думать, что это своего рода вызов суетливому и урбанизированному миру, где машины и технологии оставили унизительно мало места для человека. А существ с биопротезами Кицум людьми уже не считал. У многих теперь даже не было нормальных ступней. Последнее время их всё чаще меняли на модные пневмо-ролики, да и те использовались только для того, чтобы подчеркнуть статус. Люди почти не выходили на улицу, а кататься в тесных комнатах особенно негде.

Да и зачем вообще куда-то ходить, если нажатием клавиши получаешь доступ к единой многоглазой сети, охватившей весь мир?

Но одно такое место на планете еще оставалось. «Капсул-кинотеатр» Кицума никогда не был подключен к сети, поэтому клиенты могли посмотреть фильмы, только посетив его лично. Исключений не делалось ни для кого. Даже для сотрудников «Инспекции Надзора за Нравственностью», которые сегодня попросили о встрече.

Их визит был запланирован на девять утра, но Кицум мстительно опоздал на полтора часа. Он презирал местных чиновников и потому не спешил. Подождут.

Машин на стоянке не было. Видимо, гости пришли пешком. В последнее время персональный транспорт стал большой редкостью, хотя Кицум еще помнил автомобильные пробки. Пустые улицы казались декорациями уже свершившегося апокалипсиса. Скорее всего, так и было. Человечество попросту его не заметило.

Едва освещенное фойе встретило пряным запахом ароматических палочек. Кицум их очень любил, несмотря на то, что порой из-за них кашлял. Иногда клиенты капризно жаловались на головную боль или аллергический приступ, и тогда директор кротко извинялся, возвращал деньги и вычеркивал их имена из списков. Он искренне считал свой кинотеатр храмом, и очередь в него была расписана на годы вперед.

На первом этаже ничего никогда не менялось. Гостей встречали трехмерные барельефы из натурального тика и массивный стол кассира, уютно вписавшийся между деревянных колонн. Здесь до сих пор еще выдавали билеты. Карточки из дорогой бумаги пахли свежей типографской краской. Кицум всегда печатал их сам.

Морщинистая и древняя, как динозавр, старуха коротко кивнула ему, указав на двух посетителей. Рыхлый мужчина с тройным подбородком и молоденькая пухлолицая блондинка, с любопытством разглядывающая теплый ламповый интерьер, которым Кицум так гордился.

На мгновение он задержал на ней взгляд. Должно быть, стажерка. Ярко-красная помада, каблучки, прическа. Красивую фигуру безжалостно стискивал стандартный мундир. Интересно, сколько там осталось органики?

– Статс-советник Печёнкин и эксперт Агафонова, – представился мужчина, показав золотой значок на кителе. – У нас предписание. Мы из…

– Я прекрасно знаю, откуда вы! – брезгливо скривился Кицум. – Чем обязан визиту?

– Проверка нарушений Морального Кодекса Предпринимателя, регулируемых пунктом три-пять статьи сто сорок. Игнорирование законных требований неопределенного круга потребителей…

– Достаточно! – он с досадой перебил девушку, видимо, собиравшуюся пересказать весь Кодекс.

Говорила она хорошо поставленным дикторским голосом. Таким всё еще делают объявления в аэропортах; правда, там уже почти никто не летает. Вероятно, имплантат и резонирующие стальные пластины в глотке. Изменение речевого центра стоит недешево. Да и для эксперта Надзора эта девица слишком юна. Хотя с такой пластикой черт их теперь разберет… Наверняка чья-то дочка или любовница.

– Значит, требования уже определены, а обиженного потребителя еще нет? – язвительно спросил Кицум, надеясь, что у них нет на него ничего серьезного. Раньше он был им не по зубам. Видимо, зевнул очередной переворот в недрах местечковой иерархии. Зря не захватил с собой адвоката.

– Почему же? В вашем деле есть и заявление.

Смутившись, Агафонова принялась торопливо тыкать пальчиками в планшет. Ее остановил пренебрежительный жест более опытного коллеги:

– Мы обязательно всё вам покажем, но для начала хотелось бы осмотреться.

– Никогда у нас не были? – понимающе усмехнулся Кицум. Он знал, что для младших чиновников Надзора билеты в его кинотеатр слишком дороги.

– Пока не по карману, – неохотно признался Печёнкин. – Но о вас наслышаны. Так где стоят капсулы?

– Наверху, – Кицум показал на винтажную деревянную лестницу, украшенную рельефными фигурками демонов и драконов. – Хотите посмотреть?

– С удовольствием. Как понимаю, они отделены перегородками друг от друга?

– Конечно. Каждая находится в своей звуконепроницаемой комнате. Поднимемся наверх, и я вам всё покажу.

– Всегда было интересно, что чувствует зритель в ваших персонажах. Он же не может делать что-то по своему усмотрению? – подмигнул Печёнкин, демонстративно покосившись на хорошенькую Агафонову.

– Думаю, «по своему усмотрению» ничего нельзя сделать даже в собственном теле. А в наших фильмах это похоже на поездку в автомобиле с шофером. Вас везут по сюжету, но изменить его вы не можете. Впрочем, как и в обычном мире, если вы понимаете… – машинально ответил Кицум, гадая, во сколько обойдется этот визит.

– Значит, ваш зритель переживает всё по-настоящему? Даже самые интимные ощущения? – не отставал статс-советник, подталкивая к ответу, которому бы наверняка обрадовался.

Но Кицум никогда не связывался с порнофильмами. На них нужно было специальное разрешение, а Инспекция Надзора за Нравственностью очень неохотно выдавала лицензии. Да и то если персонажи находились исключительно в миссионерской позиции. Конечно, процветали кинотеатры с нелегальными сеансами, где всё было несколько разнообразнее, но Кицум прекрасно обходился без них. Его всегда удивляла людская тяга к синтезированным сексуальным переживаниям, при всей доступности и дешевизне натуральных аналогов.

– Смотря какой билет купите, – он показал на предупреждающую надпись в красивой золотой раме рядом с кассой. – Доступны три опции. Самая дорогая – «Забвение». Это временная амнезия и полное погружение. Похоже на сон, когда человек не знает, что спит. Такой вариант берут очень редко.

– Я слышал, что некоторые выходили после сеансов седыми… – вкрадчиво прокомментировал Печёнкин.

– Бывало и так, – кивнул Кицум, понимая, куда тот клонит. – Особенно если выставлен максимальный болевой порог. Человек платит за острые ощущения, и мы ему их даем. Но основной спрос все же на «Осознанное сновидение», когда зритель знает, что происходит и где он находится. Те, кто не уверен в себе, берут самый дешевый вариант – «Кукла». Это похоже на обычный кинофильм с видом из глаз выбранного персонажа.