Валентин Егоров - 1941 год (СИ)

Немногим позже, когда все завершилось, Иван все еще продолжал удивляться самому себе, как это у него хватило духовных сил на то, чтобы допросить этого раненого, страдающего от ранения немца, одной ногой уже стоявшего в могиле. Да и допрос он начал несколько своеобразно, вместо того, чтобы помочь этому человеку перебороть боль, со спокойной душой отойти в мир иной, он мыском своего пыльного сапога с силой ударил немца под ребра. Когда тот громко застонал от боли, пронзившей его тело, открыл свои мутные глаза, то Иван Фролов на отличном немецком языке поинтересовался:

— Итак, уважаемый господин немецкий диверсант, наш разговор мы начнем с представления, кто вы, и чем сегодня в первый день войны ваша группа диверсантов занималась в этом маленьком белорусском городке Лида?

Дом Мориса Берныньша сохранился, но пришел, вернее, было бы сказать, что этот дом приведен в ужасное состояние! От него практически ничего не осталось, его сейчас было нельзя назвать жилищем цивилизованного человека. То, что от него осталось, это не были руины, а была сплошная труха, гниль и мусор! Иван Фролов бродил по останкам дома, ногой в сапогах иногда пытался разгрести какую-либо кучу столярного мусора.

Сам дом после того, как его бросил хозяин на произвол судьбы, был разграблен своими соседями и проживавшими неподалеку крестьянами. Первые дни грабители в этом доме появлялись только по ночам. Они прятались от народных глаз, тишком вывозили сохранившуюся в доме мебель, после себя эти грабители оставили одни лишь только голые стены. А перед этим они также тишком, также по ночам собирали и увозили из дома кухонную посуду, хозяйский инструментарий, как огородный, так и плотницкий. Словом, тишком ночные грабители брали все, что им попадало под руку.

Но со временем эти людишки, а не люди, обнаглели, они, словно тараканы, уже днем ползали по помещениям дома. На глазах соседей свидетелей они выламывали рамы со стеклами прямо из оконных проемов, со стен отдирали тесаные доски, вскрывали полы и толстые половые доски укладывали штабелями на свои подводы, увозя их в свое крестьянское хозяйство. Этот грабительский беспредел закончился тем, что нашелся еще какой-то умелец, который с двумя своими сыновьями залез на крышу дома и принародно он начал с крыши дома сдирать черепицу. Советская милиция на такие действия крестьян, соратников пролетариата, не обращала внимания. Она была по горло занята оформлением политических дел на тех крестьян, которые якобы крали урожаи с колхозных полей, поэтому колхозные урожаи и были такими бедными!

Проезжая на мотоцикле через сломанные ворота во двор дома, Иван в сердцах злобно чертыхнулся, увидев, что от самих ворот остались одни только стойки. Да и их кто-то пытался выкопать, увезти с собой, как были увезены створки ворот. Но какой-то человек так и не сумел этого сделать, слишком уж глубоко эти стойки были вкопаны в землю. Повернув мотоцикл влево, он тут же его притормозил в самой середине двора. Поднялся с кресла мотоцикла, осмотрелся вокруг, а затем свой мотоцикл поставил на парковочную подножку.

Этот дополнительный осмотр дома Фролову снова показал, что от него самого мало чего осталось. Из земли то тут, то там торчали какие-то деревянные столбы, которые, видимо, когда-то были опорами для стен, крыша чернела большими черными провалами, черепицы на ней совсем не осталось. По траве можно было судить о том, что воры и грабители уже давно перестали бывать в этом, когда чудном и прекрасном доме. Трава во дворе разрослась так густо, и выросла она едва ли не до пояса, к тому же она была нигде не истоптана. При виде всего этого безобразия чувства внутри Ивана Фролова бурлили и кипели. Он был не просто зол, так как сейчас видел именно тот дом, о котором так часто вспоминал с грустью и нежностью во время своих путешествий по Европам, по пребыванию в Москве. А, как оказывается, к его глубокому сожалению, этот дом уже тогда больше не существовал!

В дальнем углу двора Иван увидел подводу, а рядом распряженную лошадь, щипавшую траву. Девчонки блондинки и паренька нигде не было видно, но в доме слышались их голоса. Вскоре они оба показались в проеме двери, когда-то бывшими главным входом в этот прекрасный дом. Девчонка шла, в руках она несла солдатский сидор, в нем находилось что-то очень тяжелое. Парнишка шагал вслед за блондинкой, в руках у него ничего не было, но на плече уже болтался немецкий «шмайсер», а на правом боку, на поясе оттопырилась кобура парабеллума. Блондинка говорила парню:

— Ну, не могу я, Дима, понять тех людей, которые свое личное счастье строят на несчастье других людей! Так разрушить, разворовать и запоганить этот дом, когда-то бывшим таким замечательным, по-домашнему уютным домом. Все в нем сломать, запоганить и испортить из-за одной только зависти к соседу. Все в этом доме переломать, чтобы никто больше не мог бы всем этим пользоваться! Ну, как можно было мебель, кухонную посуду и оборудование, а также все вещи этого дома растащить по своим домам. И растащить все это, воспользовавшись моментом, когда хозяин дома был вынужден на время его покинуть! — Громко возмущалась блондинка. — Еще в те времена, когда мне пришлось простой служанкой поработать у его хозяина, то я прибиралась, наводила порядок в его помещениях, замирая от счастья, понимая, что мне, простой крестьянской девчонке, приходится убирать помещения этого прекрасного, великолепного и такого комфортабельного дома! Этот дом был построен именно так, чтобы в нем жил и наслаждался своею жизнью человек! А сейчас, когда вижу, во что он превратился, в каком плохом состоянии этот дом сейчас находится, а прошел всего лишь один год без его хозяина, то мое сердце только кровью обливается!

— Вера, ну, почему ты так разволновалась! Пойми, что это не наш с тобой дом, хотя и этот дом можно было бы восстановить за пару недель, привести его в порядок! Ты только пожелай, и я найду двух — трех парней, которые мгновенно его восстановят! Для этого нужны только деньги, да и желание восстановить, отремонтировать этот дом!

Иван подошел к блондинке и пареньку, ему захотелось вмешаться в их разговор:

— Извини, парень, но, как тебя зовут? Мы так неожиданно встретились, что у нас не было времени для того, чтобы нормально познакомиться!

— Меня зовут Дмитрий, я сын Семена Ивановича Лукашевича, который крестьянствует в деревне Березовка. А это моя старшая сестренка, Веруня! Только я не понимаю, почему вы ее Светой постоянно называете?

Внутренне Иван Фролов удивился словам Дмитрия, когда блондинку Свету он назвал Верой, своей сестрой. Но в жизни всякое бывает, и сестры могут работать агентами НКВД. Вот только ему было непонятно, почему местное НКВД ничего не знали о существовании этих двух девчонок, служанок Мориса Берныньша? Почему местное НКВД так плохо восприняло информацию о существовании этих радисток? Поэтому Иван Фролов все-таки решился Свете задать один вопрос, имевший непосредственное отношение к тем прошлым временам!