Аннит Охэйо - Пробуждение (СИ)

Йаати помотал головой и вздохнул. Сейчас он чувствовал себя, словно во сне, — наверное, ещё и потому, что впервые видел боевые машины наяву. В серой мути телевизора или даже на хронике в кино они не создавали и сотой доли реального впечатления. Запах солярки, огромные черные колеса с белыми ободьями, толщина брони, заметная на стыках лобовых плит и дырках для башенных прицелов — всё это будоражило воображение. А в Тай-Линне он сможет наяву увидеть Парящую Твердыню… пусть издали, но всё равно… и парад Вершины Лета… и даже самого Сверхправителя. От одной этой мысли кружилась голова.

Но в Тарне этот изумительный мир дал трещину, треснула сама его Реальность, — и Йаати не знал, чего ему хочется больше: чтобы всё стало, как прежде, знакомо и привычно, — или чтобы всё рухнуло, провалившись в какой-то, совсем уже страшный, но всё же новый мир. Это желание пугало его, — словно только от него и зависела судьба его мира, — и он поспешил убраться с выставки, пока в голове у него не начался уже полный бардак.

Центр Лахолы был, как всегда дождливым осенним днем, грязен, и необычно переполнен людьми. Здесь царило мутное, явно не вполне здоровое возбуждение. Похоже, что сегодня странные и тревожные мысли бродили не только в его голове, — и ему не терпелось побыстрее убраться отсюда. Шел он очень быстро, — вслед ему даже оглядывались. Недаром само его имя — Йаати — значило «Ветерок»…

Минут через пятнадцать он вышел к любимому месту, к мосту, но тут ветер резко бил в лицо, да и свинцовый простор разлившейся реки сегодня смотрелся страшновато, — стоять тут, как прежде, не хотелось. Хотелось идти и идти, — а шоссе, спускаясь с насыпи моста, вело, казалось, в бесконечность. Оно давным-давно манило Йаати, — и сегодня он пошел, вскоре миновав последние столбы насыпи. За ними он ещё никогда не бывал, — ещё на заре детства мама внушила ему, что за рекой живут плохие люди, и что ходить туда нельзя. Уже лет пять назад он понял, что это неправда… но убеждение въелось, и превратилось в настоящее табу, нерушимое… до сего дня. Но оно имело основания. Дома здесь были почти сплошь деревянные, соединенные щербатыми заборами, — серыми, щелястыми и покосившимися от старости. От высокой насыпи шоссе отходили узкие, невообразимо грязные переулки. Это убожество заставило его вновь ускорить шаг. Он часто ступал в лужи, и вскоре в кроссовках зачавкала вода. А ведь весь Прежний Мир был таким! Б-р-р…

Йаати невольно начал представлять, каково было бы жить там — в глухом диком лесу, в деревянной избушке два на два метра, на берегу этой вот реки, по которой плавают старинные гребные ладьи с собирающими дань воинами…

Погрузившись в свои мысли, он шел довольно долго, пока как-то вдруг не оказался за городом, на очень длинной аллее, широкой и замощенной ровным асфальтом, усыпанным опавшими желтыми листьями. От шоссе её отделял поросший пожухлой уже травой газон. Слева тянулся невысокий, унылый, по-осеннему полупрозрачный лес. Из него пахло прелью и холодной землей. Уже тогда он ощутил легкий налет нереальности происходящего…

Здесь не было ни души, лишь через равные промежутки стояли скамейки и бетонные столбы фонарей. По шоссе проносились машины, — не так часто, чтобы раздражать, но и не так редко, чтобы в душе проснулся порожденный одиночеством страх. Короче, это было то, что надо: он шагал широко, не чувствуя усталости, а прохладный сырой воздух, пахнущий осенью, распирал грудь. При каждом шаге подошвы кроссовок слегка щекотали босые ноги, и это придавало, так сказать, завершенность его общему удовольствию.

Аллея тянулась и тянулась, как по волшебству; с того момента, как он вышел из дому, прошло уже больше часа. Вдруг слева, в кустах, в стороне от дороги, Йаати заметил высокий забор из покрашенных в зеленый цвет, но уже облезших досок, густо оплетенный сверху колючей ржавой проволокой. На зеленых железных воротах висел амбарного вида замок, но рядом с ними в ограде не хватало пары досок. Нечего и говорить, что Йаати тут же захотелось пролезть в эту дыру. Он сошел с аллеи, путаясь в высокой траве, пригнувшись, пролез за забор, — а выпрямившись изумленно замер.

Перед ним была лощина, род округлой впадины с бугристыми, довольно крутыми склонами, залитая темной, неподвижной водой. С боков её окаймлял мрачный еловый лес, в который уходила изгородь. Впереди, между склонами бугров, свинцово блестел бесконечный, пугающий простор разлившейся от осенних дождей реки. За ней, очень далеко, темнела туманная полоска другого берега.

Заводь обрамляли развалившиеся сараи, бревна и прочий плавучий мусор, прибитый к берегам. От реки шли довольно крупные волны, и вода в заводи таинственно, как-то зловеще колебалась. При этом вокруг висела поразительная тишина.

Йаати смотрел на всё это, как завороженный, — казалось, он попал в какой-то совсем другой мир. Потом, помотав головой, пошел по высокому берегу лощины, обходя её кругом, и вскоре замер на поросшем мелколесьем увале, отделявшем её от реки, сейчас, впрочем, походившей на озеро. В устье лощины был виден остов дамбы, укрепленной гнилыми досками и смытой.

Здесь оказалось светлее, плеск волн и простор воды под низкими серыми тучами дышали покоем. Идти дальше не хотелось, но возвращаться домой, чтобы маяться от скуки, листая давно перечитанные книжки или пялясь в серую муть телевизора, хотелось ещё меньше, и Йаати замер, задумавшись. Хотелось сделать что-то необычное… и он решил искупаться, — хотя погода была совсем не подходящая. Словно во сне, он присел и потрогал воду, — холодная, но не ледяная, так что, в принципе…

Несколько минут он колебался, уже зная, что делает что-то не то: в воде он мгновенно замерзнет, а согреться тут негде. Даже костра не развести: он не взял с собой спичек. Но вернуться сюда уже не получится, а царящая вокруг тишина и безлюдье казались совершенно мертвыми, и словно бы подталкивали его…

Решившись, наконец, Йаати сбросил куртку, потом уже мокрые насквозь кроссовки. Холод сырой, покрытой палыми листьями земли словно пробил его током, так что он невольно поёжился и помедлил, прежде чем снять штаны. Он не взял с собой плавки, а нагишом на ветреном просторе оказалось не только весьма зябко, но и очень неуютно, и Йаати поспешил войти в воду.

После первых же шагов она скрыла ступни, поднявшись до середины голеней. Йаати на секунду замер, сжав зубы, потом двинулся дальше. Шагов через пять вода покрыла бедра, ещё через пять поднялась до пояса. Йаати начал дрожать, но с непонятным даже ему упорством шел вперед. Вода поднялась до ребер, потом до сосков. Его тело стало неустойчивым и опасно колебалось под волнами, пятки глубоко вязли в мягком дне. Йаати била крупная дрожь. Вдруг холодные щупальца обвились на миг вокруг его ног. Наверное, водоросли, но Йаати испугался и решил вернуться, — плавать как-то сразу расхотелось. Он бодро двинулся назад, но в толще воды шел медленно, словно в кошмаре, проклиная собственную неугомонность, загнавшую его сюда.