Алина Лис - Маг и его кошка

– Иса любит украшать свой дворец и город, – насмешливо замечает маг в ответ на мое восхищенное «Ах!».

За огромными окнами, закрытыми прозрачными стеклами безупречной чистоты и небывалых размеров, – бал. Как церемонно движутся огоньки над дворцом, так не менее церемонно вышагивают фэйри внутри. Поклоны, изящные па незнакомого мне танца. Кавалеры и дамы в масках, струящийся атлас и мерцающий бархат платьев непривычного покроя, блики свечей на полированном до зеркального блеска паркете.

Восторженно ликуют скрипки, им вторят флейты, арфы. И низкие, печальные голоса виолончели и гобоя бередят душу.

Как могла бы я танцевать, следуя за пением скрипок.

Как пошло бы мне такое платье – удлиненный силуэт и простой крой, без лишней вычурности, без фижм, оборок, каркасных юбок. Шлейф, рукава-крылья, декольте в пене белых кружев…

– Красиво, – выдыхаю я, и в одном этом слове звучит все. И восхищение, и зависть, и желание быть там, внутри, среди танцующих пар.

И что бы я делала там в рабском ошейнике, без маски и роскошного платья? К тому же я не знаю этого танца.

– Да, Исе нет равных в искусстве красиво убивать время. Праздность, но не пресыщенность. И безупречное чувство стиля. Хотя, – он слегка морщится и показывает на ледяного дракона, – это, на мой вкус, уже на грани.

– Почему ты не там? – я киваю на дворец.

Киваю и вспоминаю слова Кайлы.

Неужели Элвин и правда… Не ее ли духами пропахла его одежда?

Цитрус и миндаль.

– Эти балы увлекают первые раз двадцать, потом приедаются. Одно и то же. А когда мне скучно, я становлюсь просто очаровашкой. Ну, ты знаешь. Так что пропустил праздник из уважения к княгине, – в его голосе звучит неприкрытая насмешка. – Она устала разбирать последствия моих попыток развлечь себя самому.

– Могу представить, – я и правда представляю себе это мгновенно и в красках. Становится смешно. Все-таки Элвин неисправим. – А… какая она? – решаюсь я задать вопрос. – Красивая?

– Княгиня Иса? Красивая. Очень. Одна из самых красивых женщин, что я встречал. И самая величественная…

Значит, правда… Княгиня и Элвин…

– Ею нельзя не восхищаться, – задумчиво продолжает маг. С такой интонацией на прошлой неделе он восхищался чучелом тамерской кобры. – Иса никому и никогда не позволяла указывать себе, что делать. Ни в чем. Ты слышала ее историю? Нет? Очень поучительно. За долгую жизнь чадолюбивый Трудгельмир наплодил штук тридцать детей. Законных и не очень. И полюбил играть с отпрысками, объявляя то одного, то другого наследником.

– Зачем?

– Отличный способ держать в повиновернии толпу капризных, сволочных деток. И просто весело смотреть, как они суетятся.

– Ты сейчас шутишь, – нерешительно уточняю я.

– Не совсем, – он и вправду серьезен. – Это – власть, Франческа. Приз один, а желающих много. Отличный рычаг для любых манипуляций. Фэйри присущи большинство человеческих пороков. Насколько я знаю, Трудгельмир до сих пор играет в эти игры. И даже парочка несчастных случаев с наследниками не убедили его прекратить.

– А… Иса?

– Она не захотела пихаться локтями. Окрутила рондомионского князя и очень быстро из любовницы стала сначала женой, а потом и вдовой. Ее стараниями Северный двор превратился в одно из первых по могуществу и влиянию княжеств.

– А князь… ее муж. Он сам умер?

– Хороший вопрос, сеньорита… – Маг задумчиво стряхивает снег с плаща и смотрит в небо, где разноцветные огни выстроились в шахматном порядке. – Знаете, никогда не интересовался. И вам не советую. У княгини неважно с чувством юмора. Работа правителя – довольно нервная.

Я завистливо наблюдаю, как за стеклом раскланиваются пары. В морозном воздухе гаснут последние аккорды. Хочу туда.

Наверное, я произношу это вслух, потому что Элвин приподнимает бровь.

– Мы одеты неподходящим образом, сеньорита. Мне-то все равно, а вам будет неловко.

Да уж, могу поверить, что ему все равно. Он еще и наслаждаться будет чужими оскорбленными взглядами.

Как, ну как он умудряется быть таким самоуверенным?

– Да ладно, – я вздыхаю. – Кто пустит рабыню на бал?

Он мрачнеет:

– Пустят, если я захочу. И не рабыню, а фамильяра. Сколько можно повторять?

– Как скажешь, – я говорю это равнодушно не чтобы задеть мага. Просто устала. Слишком длинный и счастливый был день. Я выпила до дна его сладость, и последние капли на донышке горчат. – Уже поздно, пошли домой.

– Всего два часа ночи, сеньорита. Веселье только начинается, а спать в Мидст – дурная примета.

По Элвину видно, что он никуда не уйдет, а значит, и мне придется остаться – не отпустит же он меня домой одну. Когда он в таком расположении духа, может кутить хоть до утра. Откуда только силы берет?

– Но я замерзла.

– Иди сюда, я тебя согрею, – прежде, чем я успеваю что-то пискнуть, он сгребает меня в охапку.

Мы стоим в обнимку, и так правда теплее, так даже жарко, очень жарко, щеки горят и ноги не совсем держат…

Объятия… они совсем не такие невинные, как тогда, на похоронах Мелисенты. Что-то в его прерывистом дыхании, в слишком тесном кольце рук и в суматошном перестуке моего собственного сердца почти кричит об этом…

…Он замечательно целуется. Я помню…

…А еще он надел на меня ошейник и превратил в свою рабыню. Фамильяра…

…И убил моего мужа…

…«Он не мой любовник!» – сказала я Джанису. А тот ответил: «Может, в этом и проблема?»…

…И рядом, меньше чем в сотне футах от нас дает бал его женщина – величественная и безжалостная повелительница фэйри. Женщина, которой «нельзя не восхищаться». Он приходит от нее под утро, с царапинами на шее, пропахший холодным, строгим запахом – цитрус и миндаль…

– Фра-а-ан, – тихий хриплый выдох на ухо. Выдох, от которого куда-то вниз по шее бегут щекотные мурашки.

Вожделение проходит по телу горячей дрожью, и сразу за ним приходит испуг.

Пытаюсь вырваться, оттолкнуть… Не получается.

И тогда начинается паника.

…Кровавый закат, вонь гнилых зубов и боль…

– Пусти! – крик повисает в морозном воздухе.

Он сначала стискивает объятия сильнее, а потом разжимает.

Кубарем отлетаю от него. Стою, тяжело дыша, вся растрепанная, капюшон слетел, щеки пылают.

– И вот что это за вопли, сеньорита?

Элвин

Франческа тосковала без светского общества, так что я стал брать ее с собой на приемы к фэйри.

В первый раз предложил замаскировать ошейник иллюзией, но она сердито тряхнула головой, так что крохотные сережки-колокольчики в ушах зазвенели, и отказалась.

– Не надо! Они все равно узнают. Будут думать, что я стыжусь.

– А ты не стыдишься?

Она сделалась восхитительно высокомерной – ну кошка, и все. И процедила: «Нет».