Александр Белый - Зверобои фронтира [litres]

Теперь посмотрим, кого мы здесь имеем. Всех – шестьсот семьдесят человек, из них большинство женщин – четыреста девять. Из числа уже определившихся, кто и чем будет заниматься, только двадцать восемь мужчин и одна женщина берут охотничьи лицензии, а с ними – тридцать семь помощников, все женщины. Нет, у одного мужчины помощника нет. Это у меня. Все прочие заключают сельскохозяйственные договоры и десяток специальных контрактов по редким профессиям. Остаются бесхозными трое мужчин и четыре женщины, эти не знают, что для них лучше. Вот из них придется выбирать себе помощника. Хотя от шатающегося – болтающегося – сильно сомневающегося толку никакого, это мое личное мнение. И что делать? Надо думать.

Интересно, кто эта мадам, которая решила сделать оружие средством поднятия собственного благосостояния? Смотрим: это Виктория де Лафер, живет в нашем полисе, шестьдесят три года, курс омоложения. А кто у нее помощник? Элен де Лафер, двадцать лет, вероятно дочь! Она что, больная на всю голову? Зачем тащить молоденькую девочку к черту на кулички, лишать радостей жизни? Не понятно.

Минуточку! Мой армейский чип имеет допуск на сайты муниципальных полицейских управлений. Смотрим наш полис. Нифигасе, она майор полиции, отдел по работе с трудными подростками и малолетними правонарушителями. Хороший псион и эмпат. Сейчас в запасе, значит, после переаттестации имеет право вернуться на службу. Да и курс омоложения она должна пройти бесплатно, незачем ей лететь на какую-то планету дальнего фронтира. Что-то здесь не так. А-а! Вот где собака зарыта, все дело в дочери. По исполнению совершеннолетия (Элен в детстве попала в аварию) должна отработать контракт за спасенную жизнь либо уплатить полтора миллиона кредитов. Вот мама и едет с ней за компанию. Смотри, а они неслабо подготовились: обе являются членами охотничьего общества и полицейской стрелковой ассоциации, обе зарегистрированы в фитнес-клубе. Девочка закончила Академию Искусств, изучала не только живопись и скульптуру, но и художественную таксидермию. Выиграла конкурс по созданию композиции с чучелом волка.

Вот! Этих бы двоих уговорить себе в компанию!

Когда «психи» закрыли крышку камеры, мне показалось, что я не уснул и не отключился, а в полном сознании стал вспоминать прошлую жизнь.

Перед глазами стоял высокий красивый молодой мужчина. Я знал, что это мой дед и ему восемьдесят пять лет, а мне – всего три. Мои воспоминания о нем всегда были смутными, на грани памяти. Мой папа был у дедушки поздним ребенком, а я у папы был тоже поздним и родился, когда ему было сорок шесть лет. Кстати, мама на четырнадцать лет его младше, но любила, как сама потом призналась, еще с детского садика. В это время ее мама (моя бабушка) была папиным классным руководителем.

Мама, когда ей было семнадцать лет, на свой выпускной вечер в школе, на который были приглашены давние выпускники прошлых лет, моего папу наконец победила. Или он ее?

Помню я, молодой лейтенант, после выпуска приехал домой, и потом, много позже, когда приезжал в отпуск, попадал под мамин пресс. Она, подозревая во мне абсолютного папиного наследника, давила на предмет прекращения безалаберной холостяцкой жизни.

Были у меня, конечно, и мимолетные интимные встречи, и постоянные подруги, и профессиональные секс-партнерши. За исключением Наташи, бывшей одноклассницы, и Оли, младшей сестры моего товарища, которые сейчас уже не стеснялись и не скрывали наших отношений. Все остальное от моих родных содержалось в секрете. Но маме, даже не знаю, каким образом, но, подозреваю, что от нашего домашнего доктора и шпиона (так коверкалось слово псион), дяди Абрама, о многих моих похождениях становилось известно, и она решила меня женить. Даже папа пытался встать на защиту, говорил, что я еще молод и мне еще рано. «Вот! – возмущалась она. – Будешь до старости таким же бродячим кобелем, как и твой отец. Если бы не я! Такая юная и такая вся самая лучшая! Он бы никогда не женился! И не было бы на свете ни Люды, ни тебя, безалаберного. Женись!!!»

Ну, не попалась мне еще девочка, от которой не хочется уходить! И не теленок я, шнурком привязанный, хочу все свое брать сам!

Многие, очень многие мужчины, да и женщины тоже, ни в первой, ни во второй молодости не оформляли брачный контракт ни разу. Нет, детей, конечно, рожали и воспитывали, как положено, и несли за них законную и безусловную ответственность. Вот и меня не тянуло официальные хомуты на шею напяливать, но у мамы было какое-то древнее предубеждение, что ЖЕНИТЬСЯ – НАДО!

Только психологическим давлением мамины поползновения на мою свободу не кончились. Она подпольно, как потом выяснилось, стала вести переговоры то с Наташкой, то с Олей, то с Юлей, студенткой первого курса университета, в котором преподавала. Как-то, будучи в отпуске, ожидал маму с работы, чтобы отвезти домой. Там и познакомился с симпатичной студенткой, начал с ней встречаться и частенько застревал дома, на ее съемной квартире.

И Наташка, и Оля были совершенно не против маминых предложений, но они очень хорошо меня знали и уважали устаканенные принципы наших взаимоотношений. Я никогда не обманывал и не обнадеживал ни одну женщину, с которой был близок, и они прекрасно понимали, что желание жениться у меня может возникнуть тогда, когда наши дети должны будут заканчивать школу.

А вот Юля – да, решила поучаствовать в подавлении моего права на свободу выбора. Та на последних встречах не только указала место постоянной дислокации моих персональных домашних тапочек, но пошла к доктору и сняла предохранительную блокаду, и меня не просила предохраняться совершенно. То есть не только в те дни, когда это можно, но и в те, когда без последствий, этого нельзя. Ко мне с ходу пришло понимание, что пока не появилось ни пыли, ни шума, надо дергать далеко, быстро и пока при памяти.

Мама, вероятно, на ком-нибудь из моих подружек и укатала бы меня, но, к сожалению, умерла рано. Два с половиной года тому, они летали в гости к друзьям на Дальний Восток, и на обратном пути отцу резко стало плохо. Обширный инфаркт миокарда, и умер он на маминых руках.

Она его безумно любила. Буквально за полгода сильно сдала, принципиально отказалась лечиться и тихо умерла. Перестало биться сердце. Очень сильный удар по нашей семье.

А как переживала Люда! Мы все за нее боялись, она такая же восприимчивая, как и мама. А сейчас еще один удар – мои ноги.

О чем это я? Ага, мой дед.

Вдруг очень четко вспомнил, как он взял меня за руку и водил по саду от дерева к дереву, что-то рассказывая. Вспомнил! Он рассказывал про своего отца, дедушку Виктора, который по приглашению императора улетел на русскую планету Леон. О том, что и мой папа – замечательный человек. Странно, еще вдруг вспомнил, как он меня поддерживал, когда я учился ходить. Сколько же мне тогда было?