Алексей Доронин - Метро 2033: Логово

При каждом ударе что-то пересыпалось за внутренней обшивкой салона, дребезжало что-то похожее на болты. «Не разбить бы подвеску. Не сломать бы ось. Не проколоть бы колесо. Не полетел бы движок».

Пятнадцать солдат, сидевших рядом с ним на обшарпанных деревянных лавках, были молчаливы. Малютин разглядывал их, пытаясь придумать каждому убедительную биографию. И не мог. Люди, делившие кров и пищу почти два десятилетия, стали за это время очень друг на друга похожи.

Выделялся разве что сидевший рядом с ним старший сержант Воробьев – здоровенный бугай, которому либо командиры поручили провести инструктаж, либо он сам обожал докапываться до людей.

– Значит так, салага. С этого момента ты – мобилизованный. Говорить только по делу, все распоряжения выполнять быстро и четко. Жалобы, нытье – отставить. За неисполнение приказов, нарушение дисциплины, самовольное оставление части… то есть нас – будешь сурово наказан.

– Отправите к архитектору Растрелли?

– А у тебя язык без костей, блин. Да… отправим. – Вряд ли сержант знал, кто такой был этот архитектор, а может, считал его современным грузинским ваятелем.

«Интересно, это у него проблемы в половой сфере? Вроде тут еще трое отзываются на «сержант такой-то», но у этого рожа самая злобная. Да по-любому он».

Но спрашивать об этом Малютин, конечно, не стал.

– И вы так все это время одни и живете? – задал он давно вертевшийся на языке вопрос. – А семьи? А дети?

– Какие еще, на хрен, семьи? – Воробьев поморщился. – Были бабы… погибли все. Да и не твое это, блин, дело. Языком не трепи, а то укоротим.

Больше он ничего по этому поводу не рассказал. Но эстафету принял другой боец, сидевший на противоположном конце лавки, – худой, костлявый, мосластый.

– Пригрели тут одних. Давно. Детей не заводили. Зачем? Терпимо было жить, хоть и мотали нервы помаленьку. Ну, бабы они и есть бабы – то нытье, то ругань, то все вместе. А три года назад отправились мы в Раменское. Тамошние объекты шерстить. Оставили на хозяйстве пятерых старперов, которые уже к строевой и боевой были негодны. Здоровье уже не то по бункерам лазить, но оружие еще держать могли. Возвращаемся – никто не встречает. Темно. А в убежище нашем ветер гуляет, и одни кости лежат. Где чьи, уже не поймешь. Обглоданные, будто высосанные…

Тут на него зашикали и замахали руками, а Воробьев и вовсе показал кулак.

– Молчал бы уже, Боцман. Охота тебе это ворошить?

За весь остаток дороги никто больше не проронил ни слова.

У них должна была быть еще одна остановка – на самой окраине Сергиева Посада. Малютин отметил на карте это место, потому что именно там он видел следы пребывания людей.

Колонна подъехала к трехэтажному кирпичному дому, где явно кто-то жил уже после войны: здесь топили печку мебелью, затыкали щели, таскали воду ведром. И не один человек, судя по нескольким кроватям и разноразмерной обуви. Потом люди исчезли. Относительно недавно, несколько лет назад – это можно было определить по печной золе и пищевым остаткам.

Но эти его изыскания военных не заинтересовали.

«Они давно жмурики, – сказали ему. – Не хрен тратить на это время».

И поехали дальше, обогнув город с востока.

«Большинство людей, наверно, так и умерло, – подумал Малютин, жалея, что не может даже выглянуть в окно и проводить взглядом брошенное жилище. – Не от ядерного огня, не от топора или пули мародера, не от чьих-то зубов. Просто тихо угасали, становясь все немощнее от голода и накопления в организме радиоактивных веществ, пока в один прекрасный день не смогли встать со своей койки, чтоб растопить печь. Сколько миллионов людей закончили свои дни так?»

Внезапно, когда Малютин уже настроился покемарить минут сорок, их грузовик остановился, с сильным рывком и легким наклоном кузова влево. Звякнул упавший на пол автомат. Сержант Воробьев грубо обругал и водителя (который едва ли услышал его в кабине), и того, кто не закрепил оружие.

– Приехали… – пробормотал тот, кого называли Боцман. – Что у них там стряслось?

Прошло пять, десять минут, но машина не тронулась с места. Все бойцы выглядели удивленными.

– Выходим! – наконец, объявил Воробьев. – Мы застряли. Сейчас будут вытаскивать буксиром.

При этом он недобро покосился на проводника, как будто тот был виноват, что водитель заехал в непролазную грязь в том месте, где вышедший из берегов ручей подмыл дорогу и превратил шоссе в месиво. Хотя его, Малютина, даже наружу не выпускали.

Все вышли. Дождя не было, но небо оказалось темным, хотя на часах было только два часа дня.

Они находились уже за городом.

Та самая «Вакцина», о которой рассказывал Василий, была совсем рядом, и только плохая видимость не давала как следует рассмотреть ее дома. И все же он видел их контуры – ничем не примечательные железобетонные здания, с виду почти такие же, как в приснопамятной Припяти.

«Насколько же жутким становится все, что строил человек для себя… после его исчезновения».

Дорога была почти пустой. По обеим сторонам тянулась узкая полоса лесопосадок, но сейчас почти все деревья лежали и гнили, и лишь некоторые стояли, растопырив голые ветви, словно руки скелетов.

Респираторов никто не надевал. Ограничились капюшонами.

– Не хрен тратить ресурс фильтров. Они не дармовые. Пригодятся еще, – объяснил сержант. – Респираторы – на крайний случа́й.

Малютин тайком от всех сделал радиометром несколько замеров и покачал головой. Пока было терпимо.

«Лишь бы не было дождя и юго-западного, «столичного» ветра», – подумал он.

Водителю удалось сделать почти невозможное – посадить в грязь эту полноприводную машину с очешуительной проходимостью.

Хотя шофер мог быть и ни при чем. Похоже, «Урал» угодил в плывун, и то, что выглядело твердым грунтом, черным, как асфальт, на поверку оказалось коркой на поверхности ямы, заполненной липкой жижей.

Земля расступилась под массой «Урала», и задний мост машины скрылся из виду. Водитель давил на газ, из-под колес летела грязь, выстреливали струи бурой воды, но задняя часть грузовика погружалась все больше.

Второй «Урал» стоял чуть поодаль, на твердом, и пытался их вытащить. Между машинами был натянут струной буксировочный трос. Фары обоих военных грузовиков разгоняли туман, а вокруг стояли высыпавшие наружу бойцы. Офицеры тоже были там: Бунчук стоял спокойно, уперев руки в бока, будто бочка, а высокий, как свая, Токарев орал то на одного шофера, то на другого.

– Вы, бакланы, я сейчас вам устрою трибунал – в моем лице. У вас пять минут!

После нескольких попыток вытащить собрата, водитель замыкающего «Урала» высунулся из кабины и помотал головой.

К Малютину тем временем, игнорируя сержанта, подошел полковник.