Олег Пауллер - Псы войны. Гексалогия [СИ]

— Послушай, девочка, ты говорила, что у тебя здесь есть родственники?

— Да, они живут в квартале резчиков…

— Пошли к ним, познакомимся!

— Сайя, Вы хотите взять меня в жёны?

— Вроде того, — ухмыльнулся Шеннон наивности этого существа. У него и в помине не было жениться. Просто он хотел прогуляться по городу, фактическим хозяином которого он стал волей случая.

— Сейчас, сайя, я переоденусь, — она бросилась вон из люкса. В самых дверях Шеннон ей перегородил дорогу:

— Не надо. Итак, сойдёт.

— Но нас не поймут мои родственники. Позвольте мне надеть хотя бы украшения…

— Ладно, валяй! Жду тебя в баре.

Когда Нома спустилась в бар, наёмник уже принял на грудь не один бокал виски. Девушка в её нехитром наряде и дешёвыми побрякушками показалась ему очаровательной. "Да, Жан-Батист знает толк в женщинах. Как я её проглядел в Русе", — подумал Кот. "- Ах да, у меня была Флорис…". Шатаясь, он пошёл навстречу девушки. Та взяла его под руку.

— Пошли, — буркнул Шеннон. До квартала резчиков по дереву было недалеко — минут пятнадцать ходьбы. Он располагался за городским базаром и поэтому пришлось немного поплутать по переулкам туземного города.

Предместья африканских городов представлялись Шеннону скорее деревней, чем частью города. Кларенс в этом не был исключением. Лачуги северного предместья ничем не отличались от хижин бакайя, виденных наёмником за последние пару недель. Может быть, были немного больше. К большинству из них примыкали огороды, засеянные маниокой, бататами, сорго и кукурузой. В пыли дворов копошились тощие куры, топтались мелкие, черные козы. В этом суровом, бьющемся в неизбывной нужде мирке вчерашний селянин быстро терял свои иллюзии. Один он погиб бы, но здесь, в пригородах, действовали свои законы взаимопомощи. Земляки стремились жить вместе, часто они и занимались одним делом, которое старались монополизировать. Одному клану удавалось захватить скупку пивных бутылок, вторая "поставляла" едва ли не всех сторожей города, третья держала в руках чистку городских рынков. Среди обитателей дна существовали многочисленные объединения — религиозные братства, ассоциации соплеменников, своеобразные "клубы". С их помощью им удавалось выжить, а немногим, очень немногим даже преуспеть. Сообщество резчиков не было исключением из этого правила. Оно зародилось перед второй мировой войной, когда в Европе началось увлечение резными поделками из Африки. Мсье Аграт решил сделать на этом бизнес, переселив несколько семей из долины Зангаро в столицу колонии. Шли годы колония речных бакайя постепенно росла и вскоре стала одной из влиятельных городских гильдий. Со слов Номы, её дядя был самым уважаемым человеком среди резчиков. Их квартал располагался на южном склоне песчаной дюны, отгораживавшей мангровые заросли от города. Он был разграничен невысокими плетнями, отделявшими один домик от другого. На пороге каждого из них сидел мастер, разложив перед собою набор режущих инструментов причудливой формы. Из брусков оранжевой ломбы, розового окуме, темной и тяжелой сейбы или легкой и мягкой пальмы они точными, уверенными движениями вырезали коротконогих, короткоруких, большеголовых уродцев с мудрыми лицами, крутолобые щекастые маски — мрачные и веселые. Тут же лежали груды деревянных игрушек — темно-зеленые крокодильчики, разинувшие розовые пасти, белые монахини, молитвенно сложившие руки, красные с черными пятнами леопарды. Рядом с грудами сидели на корточках перекупщики, седобородые, сухолицые. Они тщательно отбирали товар и аккуратно складывали его в большие пестрые мешки: в них многократно вздорожав, изделия мастеров Кларенса разойдутся по Тропической Африке, а затем в чемоданах туристов отправятся и в заморские страны.

Шеннон сам не понял, как очутился перед этим мастером. Седой негр сидел у обочины в окружении ребятишек, зачарованно следившими за его работой. В правой руке мастер держал изогнутый крюком резец. Перед ним, на земле, лежал массивный деревянный комель. Разговаривая с детьми, резчик часто-часто ударял по куску дерева, от которого искрами разлеталась белая стружка. Дерево было мягким, и работа спорилась. В стороне стояли уже готовые изделия — предназначенные на продажу стулья. Впрочем, это слово вряд ли подходило для его изделий. Скорее можно было говорить о скульптурах, вытесанных из массивных деревянных кусков. Каждое сиденье представляло толстую, вогнутую пластину шириной тридцать сантиметров и вдвое большей длиной. Ниже него был вырезан орнамент, который располагался на массивной, плоской доске примерно такого же размера, как и верхняя.

— Здравствуйте, дядя, — нарушила молчание Нома. — Доброго Вам дня?

Резчик продолжал работать, не обращая внимание на вновь пришедших. Только ребятишки, толпившиеся около него, разлетелись в стороны, будто испуганные воробьи. Впрочем, недалеко: одни выглядывали из-за ствола старой секвойи, другие — из-за угла соседнего дома.

— Здравствуй, любезный!

— Здравствуй, бвана коронел!

— Ты меня разве знаешь, старик?

— А как же? Мне надо знать хозяина Полуострова!

— Какой же я хозяин?

— Ты, — истинный хозяин, бвана! И я рад тому, что ты выбрал мою племянницу. Мы, резчики, всегда будем держать твою сторону. Хочешь посмотреть на мою работу?

Шеннон кивнул. Старик неспешно поднялся, отложил инструмент, открыл калитку и провёл гостя за изгородь. Шеннон с любопытством огляделся по сторонам. Справа и слева от калитки, у самого частокола стояли два длинных, сколоченных из жердей сарая с крышами из пальмового листа. Несколькими метрами ниже он увидел цементированную площадку под высоким навесом. К выбеленной торцовой стороне всего сооружения был прикреплен многометровый странной формы крест, в котором совмещалось распятие с крестом св. Антония. Он был выкрашен в красный цвет. Сбоку перед алтарем был установлен еще один опять-таки красный, крест, перекладина которого была сдвинута вправо так, что своим очертанием он напоминал громадную букву "г".

— Здесь обычно происходят богослужения нашего культа Аладура, — пояснил старик. — Этот крест — больной. Он ждёт исцеления от пророка! Идём в мой дом!

Шеннон вошёл в глинобитную мазанку такую же, как и соседние жилища, только крупнее. Её соломенная крыша спускалась к самой земле. Только над дверью её край был обрезан. Гостям вынесли стулья и подали чай. Только увидев, что они сели, сел в плетеное белое кресло и старик. Шеннон смог хорошо его рассмотреть. Дядя Номы был высокого роста, сухощав. В густых, коротко остриженных волосах блестела седина, седыми были и пышные, щеткой подстриженные усы. Держался он совершенно свободно, с большим достоинством. Шеннона особенно поразил его взгляд умный и проницательный.