Олег Пауллер - Псы войны. Гексалогия [СИ]

— А куда делись деньги, имущество, ценности?

— По слухам, он перевёл их за границу, а может быть закопал…

— Так торговый дом Агратов потерял свои позиции в правление Кимбы?

— Видишь ли Кейт, директоры обеих городских школ и единственный практикующий врач обучались в Европе за счёт торгового дома. И не только они. Гранты выдавались инженерам, техникам, учителям, священникам. Многие, конечно, поуезжали, но их обязательства перед семьёй остались.

— И много уехало?

— Человек пятьсот. Многих Авит-младший пристроил на работу. Ходят слухи, что даже аббат Фернандес обязан им своим назначением.

— Он же стар. Ему лет семьдесят или даже больше?

— Аббатом он стал ещё при Кирке.

— И всё-таки, Аграты до сих пор влиятельны?

— Не могу точно сказать, — Жюль пожал плечами. — Наследник торгового дома Габриэль живёт в Париже, женат на француженке, вроде как, делами дома не занимается…

— А партнёры Авита? Никогда не поверю, чтобы они оставили дело…

— Ничего не могу про них сказать. Знаю, что иногда всплывают долговые расписки и другие обязательства перед торговым домом. Я думаю, что основная документация были переправлена в Париж и находится у Габриэла на Авеню Клебер…

— Ты что-нибудь можешь о нём рассказать? Почему он унаследовал торговый дом? Разве и Авита не было детей?

— Ты не поверишь, но Авит-младший не был даже женат. Следовательно, законных наследников у него не было.

— Он, что был педик?

— Был такой слух, но это неправда. Я точно знаю, что Авит имел женщин…

— ???

— Ответ прост. Он был бесплоден. Если бы его законная жена родила, а при местных нравах довольно часто случается, ему пришлось бы признать ребёнка. Если бы появился мальчик, то весь дом перешёл бы в чужие руки. А у Габриэла есть сын Стефан. Ему должно быть лет двеннадцать…

— А что он из себя представляет?

— Кто, Стефан? Не знаю…

— Я имел ввиду Габриэла.

— Ааа! Я его видел только один раз в Париже. Это было лет десять назад. Тогда ему лет двадцать пять. Такой лощённый молодой человек. Мне он и его жена показались жуткими снобами, — Гомез передёрнул плечами от омерзения. — Не люблю таких людей! Конечно, они могли за эти годы сильно измениться…

— Спасибо, Жюль, — произнёс наёмник. — В ближайшее время тебе вернут гостинницу в собственность, — он хлебнул ещё чери и добавил. — Да, и запиши меня здесь под именем, Кейт Браун.

— Что-то я засиделся! Пора идти, — слегка шатающейся походкой директор отеля пошёл к двери, что-то бурча себе под нос. В двери он обернулся:

— Кейт, не забудь, что ты обещал мне дать лицензию на рулетку…

— Да, да! — устало проворчал Шеннон, закрывая дверь на ключ. Подойдя к столу, он с удивлением заметил, что хозяин оставил бутыль с чери. Наёмник наполнил бокал и выпил её залпом.

В европейских газетах о перевороте в Зангаро почти не упомянули, только в "Ле Монд" наутро появилась маленькая заметка. В ней говорилось, что 12 июля 197.. года мятежные подразделения зангарской армии свергли президента накануне Дня Независимости и власть временно, до всеобщих выборов, перешла в руки Комитета Национального Спасения. Автором её, естественно, был Алекс. Большинство парижских обывателей пробежали глазами по заголовку и углубились в чтение местной хроники. Лишь немногие из любопытства или по долгу службы прочли её до конца. Наутро был День Республики, и вся страна в очередной раз готовилась праздновать взятие Бастилии. Внимание прессы было приковано к этой знаменательной дате и лишь очень немногие солидные газеты перепечатали эту новость в последующие несколько дней.

На планете Земля было всего три человека, которые уделили ей своё внимание. Двое жили и работале в Москве. Одним из них был начальник Второго Африканского отдела МИД Борис Иванович Караваев. В этот день он допоздна засиделся в своём кабинете на Смоленской площади, подбирая формулировки для доклада в ЦК. Утром он имел разговор с послом в Зангаро Леонидом Васильевичем Добровольским, который волею обстоятельств приходился ему шурином. На эту должность его рекомендовал лично Караваев. Связь была преспаршивая, поскольку приходилось вести разговор через радиостанцию "Комарова".

— Васильич! Что же, чёрт побери, там у тебя происходит?

— Я как раз пытаюсь выяснить что-нибудь поточнее, Борис Иванович.

— Лёня! Мне нужны факты для ЦК!

— Гм… вроде замешаны армейские части, но никто не знает сколько их… Может быть это пустяки, а, может, и нет. Пропали двое наших…

— Это мне известно из твоей шифрограммы! Как думаешь, к чему идёт дело?

— По-моему, обычная борьба за власть…

— Кто стоит за путчистами? Французы? Американцы?

— Этого я не знаю, товарищ Караваев.

— Так спроси у своего гэбэшника! Кто там у тебя в штате?

— Капитан Волков.

— Не знаю такого! Что известно по его линии?

— Он тоже не обладает информацией. Один из советников Кимбы укрылся в китайском посольстве. Я попытаюсь что-нибудь вызнать у него.

— Хрен, что скажут тебе маоисты, — в сердцах сказал Караваев и крепко выругался. — Какие меры думаешь предпринять?

— Встречусь с новым руководством страны в ближайшие сроки, чтобы прояснить ситуацию. Я послал ноту…

— Действуй Лёня! Подключай все связи, посольства дружественных стран, можешь даже китайцев! Вроде у тебя там есть посольство ГДР? Я, в свою очередь, помогу, чем смогу, здесь. Но, коль оплошаешь — не взыщи…

— Спасибо!

Как ветеран советской дипломатической службы, он знал, что информация о перевороте поступит в ЦК и по каналу госбезопасности. Поэтому он решил составить свою записку так, чтобы выгородить своего давнего друга Добровольского и переложить вину за недосмотр на неизвестного ему гэбэшника Волкова. Он отвлёкся от работы, вспоминая как в далёком 1939 году он был переведён на дипломатическую работу. У него за плечами были Магнитка, служба в РККА и Испания. В годы Отечественной войны Караваев оказался в советской военной миссии в Иране, где познакомился с переводчицей Женечкой Добровольской, и сразу же женился на ней. Затем были работа в ООН, США, Эфиопия, Африканский отдел… Короче говоря, зарекомендовал. Сейчас, карьера могла разрушиться из-за какой-то микроскопической страны с полоумным диктатором, который никогда не был марксистом. Как верному ленинцу, Караваеву претила политическая всеядность нынешнего руководства партии и правительства СССР. При Сталине всё было понятно: вот — враг, вот — друг, а теперь? Хрущёв мудрил, мудрил, и ошибся и в Нкруме, и в Оботе, и в Мамаду! А эти кормят пол-Африки, чтобы она не сбежала к империалистам или маоистам…

Тяжело вздохнув, Караваев продолжил работать над меморандумом по ситуации в Зангаро. Ему не хватало фактического материала.