Алексей Лавров - Обречённые жить (СИ)

— Как всегда — соберём команду и установим свои правила.

— А вообще?

— Да выживем для начала, подождёт твой отморозок напалм. Кстати, кто он?

— Сиротинушка — уже третью семейку сжёг. Обижали.

— Ценный кадр. А я пользуясь знанием английского о своём выяснил, что он сынок какого-то лорда и вообще не осуждён, его тут папочка спрятал!

— Так это ж значит, что…

— Да, нам всем трындец где-нибудь вдали от берегов. — согласился Руда и не стал более отвлекаться на общее положение. — Ты, братец, подойди к мальцу, что за борт сиганул, похоже — наш человек.

Захарка объяснял мне, какой он не лох. Маменька у него умерла, его в приют забрали, а потом продали в юнги. Только зря его тот шкипер усыновил, тем более напрасно швырялся в парня бутылками. Всё равно ведь не всегда попадал, вот и последний раз промазал, а Заки попал — он всегда был ловким малым — удачно этак, в висок. Как его шкипер доставал было видно по окровавленной шкиперской тушке, забил его пасынок шкиперской же тростью. Чистое состояние аффекта на почве систематических издевательств, но по закону славный мальчик до сих пор понять не мог, чего ж его за отцеубийство сразу не повесили? Впрочем дальше дела пошли ещё забавней. Крутой каботажный юнга с почти годовалым стажем внезапно увял, — Поль сюда идёт. Побьет или ему всё пофиг — маньяк.

К нам неспешно, сгибаясь под тяжестью ведра явно не с компотом, приблизился ладно скроенный светловолосый, большеглазый мальчуган немногим, может, старше Захара. Аккуратно вылили содержимое ведра в клюз, Заки аж не поверил такой деликатности. И задумчиво изрёк по-русски, — чужой труд нужно уважать, правда?

Я смог только кивнуть. Чувствовал себя Штирлицем в последние майские дни — кругом все свои!

— Как служится, боец? Не обижают? — благодушно продолжил пацан, — тебя, кстати, как на том свете звали?

— Неждан, — отвечаю провокатору.

— Здорово, а я Лют. Тебе привет от Руды, — уже уходя бросил он через плечо, — теперь вы в наших любимчиках. Общий приказ — искать и спасать своих.

Ага, только гвоздик вытащим. Спрятал секретное оружие за щеку и сменил Захара, он решил, что сон я там или дух, а отдуваться за двоих ему надоело. Повторяю его простые движения и незаметно зыркаю по сторонам. Смотрю, мальчишка, что сверзился с вант немного пришёл в себя, а к нему подручный Коняги Мул Колин подходит, хватает за ворот и толкает к кубрику. Парень явно сам прорвался на палубу, и кубрик точно не был его целью — бессильно мотает головой и лепечет: «Нет, нет»! К ним подошёл третий мальчуган, что-то горячо заговорил, Мул небрежно ударил его в лицо, мальчишка растянулся на палубе. Послышались смешки. Ну, так сейчас будет ещё веселей!

— Эй, парнокопытный, — подал Захар звонкий голосок, — спорим, я тебя одним плевком убью?

— Спорим, — согласился Мул, — а не убьёшь — не выйдешь из кубрика, пока не сдохнешь.

Мой пацан бесстрашно приблизился к верзиле — ему интересней намного больше, чем страшно. Мул разглядывал нас с профессиональной брезгливостью энтомолога. Хорошо, что смотрел сверху вниз, но уж слишком у него расставлены глаза.

— Мул, и ты позволишь Дристуну плюнуть себе в рожу? — весело удивился Чарли Ёршик. Мул чуть повернулся — то, что надо. Наш язык — это довольно-таки сильная мышца, а дуть в железку глупо, разве что грамотно создать разницу давлений. В физике окружающие не разбирались, оттого и не поняли, почему Мул с утробным воем облапил рожу, а из-под его пальцев хлынула кровь. Он упал на колени, завывая.

— А ты мне не поверил, одноглазый! — Захар принялся куражиться — с размаху пнул его в нос, тот опрокинулся на спину.

Заботливо нагнулся над Колином, будто разглядывая рану, резко выдернул кривой гвоздь и спрятал за щеку.

— Ползи в кубрик, чмо, и больше не попадайся мне на глаза, — вынес он вердикт поверженному гиганту. Тот не стал заставлять себя уговаривать, хлеща из пробитой глазницы кровью, на карачках поспешил к новому месту службы.

— Теперь до конца вахты дежурства по кубрику отменяются! — с вызовом глядя Коняге в глаза, заявил Ёршик. — Билли, ваш дружок запакостил палубу, как думаешь, кто должен прибраться?

С Мулом у Коняги было несомненное превосходство в силах перед всей Ершовской шайкой. Даже его покорные, забитые «любимчики» по мановению вожака бросились бы в драку. Но Мул сам стал любимчиком, да и с Дристуном нужно было держать ухо востро, коль его акулы не едят и он вон как ловко плюётся. Коняга властно указал пока ещё своим холуям на пятна крови. Трое бросились скоблить осмоление палубы, а двое молча подошли к Ершу, одними взглядами задав такой важный для них вопрос. Тот пожал плечами — попытайтесь быть людьми.

— Спасибо, — вдруг кто-то сказал в спину Захару. Он не понял, сказали-то по-русски, но я как-то сам перехватил управление…

Неудобно мне так узурпировать общий организм, но Зак, кажется, не в претензии — для него просто продолжается чудесная сказка. С палубы на нас таращился русоволосый паренёк той же, что у моего, комплекции, немного выше и невозможно курносый, что совместно с конапушками и пятнышками грязи делало его мордашку мультяшнолисёночьей. «Спасибо» он сказал просто от избытка чувств, находясь в лёгкой прострации.

— Пожалуйста, — отвечаю, протягивая руку, он, ухватившись за ладонь, встал с палубы. Говорит, — Грегори Сбитый, Плюшевый.

— Вот зараза, — мысленно высказался Заки, — он же приятель холуя Коняги, Прилизанного.

Приятель Сбитого уже верещал под линьками, думаю в ответ, — да ладно, подружитесь ещё.

А сам с теплотой вспоминаю Плюша, только я в обеих командах знаю, что его звать Игорьком, — работали вместе на кранах, он, кстати, так и остался бы. А матросы нас будто не видят — уважают мужики удачу и дружбу.

— А я Неждан, — признаюсь, слегка стесняясь.

— Лёха! — обрадовался Плюш.

— Тише, Плюш. Ты своим полностью рулишь?

— Не — переоценил я его силёнки, вот и грохнулся, а так даже подружились.

— Тогда нам пламенный привет от Руды с Лютом и боевой приказ искать и спасать своих.

— Тогда радуйся, под линьками маму по-русски кто-то звал, а Ёршик его отчётливо понимал. Подойдём к нему?

— А пойдём, — соглашаюсь с приятелем.

Подошли к Ершу, типа поговорить, он остановил нас взглядом бледноголубых глаз в двух шагах от себя и прищурился на рожицу Захара, — сперва выплюнь гвоздь, чтоб не шепелявил.

Я сплюнул железку в ладонь и спрятал пока в кармашек. Говорю ему по-русски, — хай, братуха.

Он без стеснений присел на палубу, поджав ноги. Вот уж в ком я, даже будучи простым каторжанином, сразу заподозрил бы нечистого. С виду пацан с лукавым прищуром бесшабашных весёлых глаз, но и с недетской грустью. Движения ребячески разболтаны, но экономны, точны, как у военного. А мы стояли перед ним разве что не «смирно». Приветы и пожелания выслушал бесстрастно, сразу видно, что смерть ему не в диковинку. Помолчав, снизошёл. — Черныш, на том свете главарь псов. С Рудой я обязательно переговорю, он тоже был лидером клана. А остальных не жалко. Вот вы спаслись и нашлись сами, заняли в этом обществе своё место. Но если кто-то из вселенцев ради спасения сам пойдёт в кубрик… честные местные ребята нам с Чарли больше по душе. Он, вообще-то, Гарри Весельчак, в Ерша Чарли его пацаны переделали, — он неожиданно широко улыбнулся, — а под линьками выл Пройдоха Пит, ваш Сыч. Для него Чарли сделал единственное исключение — Пит сдуру считает себя цыганом, удавят же ни за что.