Владимир Васильев - Смерть или слава. Чёрная эстафета [сборник]

Прикрывая глаза ладонью, Мотыга по стеночке встал. Он был совершенно опустошен и раздавлен.

— Пойдем-ка. — Сизый заботливо выудил его из-за гамака. — Одевайся.

Мотыга меланхолично облачился в комбинезон и башмаки. Казалось, он продолжает спать. Сизый встряхнул его слегка и, к огромному облегчению, усмотрел во взгляде напарника нарождающуюся осмысленность.

— Давай-давай, шевели ножками… — с напускным весельем подгонял Сизый.

Он привел Мотыгу на камбуз, усадил за стол и вручил стакан сока.

— Выпей… полегчает.

Мотыга с опаской понюхал содержимое стакана — кажется, он заподозрил, будто Сизый подсунул ему спиртное. Но спирт в соке если и содержался, то в таких дозах, что ни один шат без специальных приборов не унюхает.

Мотыга в несколько глотков осушил стакан. И, похоже, оклемался еще больше — выглядел он теперь измятым и подавленным, но явно отходящим от оцепенения.

— А мне такая чушь снилась, рассказать — не поверишь! — по-прежнему весело сообщил Сизый. Он чувствовал: надо болтать, молоть любую ерунду, лишь бы отвлечь Мотыгу, расшевелить его окончательно и бесповоротно. — Представляешь, приснилось, будто я ночью за каким-то исамаром встал и поперся к сундуку. Ну вот, пришел я и что вижу? Вместо одного сундука-саркофага — штук сто, да все такие ма-ахонькие, не больше башмака. И тут у меня осветители сдохли…

Сизый еще в середине рассказа почуял неладное, но почему-то не остановился вовремя. После этой фразы глаза у Мотыги снова остекленели, и он стал серым-серым, и лицо посерело, и руки…

Стакан Мотыга ненароком раздавил. В ладони. Хрясь — и в крошку. Это макрополимерный-то пластик! Который выдерживал такие нагрузки, что думать было страшно.

А Мотыга его голыми руками изничтожил… У Сизого даже речь отняло от изумления.

— Что такое? — фальцетом пропел Сизый, приподнимаясь.

— Сизый, — просипел Мотыга. — Это был не сон…

Шат Урима схватывал все на лету; недаром у него за плечами имелся самый разнообразный опыт — и пустотника, и пилота.

— Не сон? Ты что, тоже ходил к саркофагу?

Мотыга согласно мотнул головой.

— Да… Я не знаю, как это объяснить, но я как бы одновременно и находился там, в зале, и оставался в каюте. И видел все то же самое — сначала маленькие саркофажки и тьма, потом я не мог найти вход в канал, потом проснулся этот… который топал вчера по кровле…

Сизый жестко глядел на напарника. Во взгляде его не читалось даже намека на испуг — только жадность дорвавшегося до фактов исследователя. Мотыгу это несколько приободрило.

— Что это было, Сизый? Иллюзии? Я ведь оставался в каюте, я знаю… Просто кто-то морочит нам голову. Насылает…

— Может быть, и так, — осторожно ответил Сизый. — Но не обязательно насылает. Ты насколько внушаем? Знаешь? Гипнопедию проходил перед тестами?

— Нет. Меня военные отбирали…

— Ах, военные, — протянул Сизый совсем другим тоном — многозначительно так. Мотыга не понял, нравится Сизому этот факт или же, наоборот, не нравится. Скорее второе.

— Ладно, — пробурчал Сизый. — Ладно. Где твоя аптечка? В каюте? Пошли-ка, напарник, проделаем кое-что…

Он чуть ли не силой выдернул Мотыгу из-за стола. Властно придерживая за локоть, увлек прочь из камбуза, в жилую часть-. Что-то он явно задумал. Вот только что?

В каюте Сизый сразу сунулся в шкафчик с аптечкой и некоторое время перетряхивал содержимое.

— Ага, — сказал он с каким-то туманным удовлетворением. — «Нейрофет». Ты знаешь, что это?

— Нет, — угрюмо отозвался Мотыга.

— Это наркотик. Галлюциноген. Вроде «бреда». В принципе он действует на шатов как успокоительное, но только в строго рассчитанной дозе. Ты небось сожрал целую капсулу.

— Две, — мрачно поправил Мотыга.

— Две, — повторил Сизый задумчиво. — Нет, все равно мало — ты ж здоровый шат, не задохлик какой. Хотя обострить восприимчивость это все равно должно будь-здоров как… Ладно.

Он еще покопался в аптечке и выудил из специального кармашка маленький датчик на присоске.

— Гляди. Это синфазный контроллер, что-то вроде врача-автомата. Сейчас мы его подстроим под твою мнемонику…

Он с размаху прилепил датчик Мотыге к виску.

— Так… Что чувствуешь?

— Током бьется, — цепенея, пожаловался Мотыга. — Сильно.

Сизый кивнул и запустил во внутренности приборчика тонюсенький щуп.

— А так?

— А так не бьется. — Мотыга с облегчением расцепил челюсти. Если честно, то приборчик его встряхнул и отрезвил — это словно наиболее точно отражало перемену, произошедшую с Мотыгой с момента пробуждения. Ему словно мозги промыли.

— Ладненько. Эта штуковина фиксирует твой эмоциональный фон. Если ты испытываешь слишком… э-э-э… сильные чувства — испуг, паника, что-нибудь в этом роде, она будет лупить тебя током. Ты уж извини, но это помогает. Честное слово.

— Да я уже и сам чувствую, что помогает, — сказал Мотыга с воодушевлением. — Но что, исамарова жуть, все-таки на меня… на нас нашло?

Сизый ненадолго замолчал. Мотыга внимательно наблюдал за глазами своего напарника и понял, что тот знает ответ, а думает только над тем, как его попонятнее сформулировать.

— Я думаю, — подал наконец голос Сизый, — что это дыхание саркофага. Его эманация. Точнее не скажу, извини.

Он встал и пошел к выходу; Мотыгу Сизый за собой не позвал. Створки он оставил открытыми, и в каюте Мотыги, и в своей, куда он направился. У себя Сизый тоже взялся за аптечку и прилепил к виску такой же датчик.

«Хм… — подумал Мотыга обеспокоенно. — Боится…»

А ему показалось, что Сизому любые страхи нипочем. И в это хотелось верить с такой невероятной силой, что логика пасовала — Мотыга, как ребенок, надеялся на знания и опыт более старшего товарища. На то, что в трудный момент Сизый и защитит, и вразумит.

Осознавать, что Сизый тоже опасается странностей, было очень неприятно.

— Ну вот. — Сизый вернулся в каюту Мотыги, ухмыляясь на ходу. — Теперь нам гарантирована здоровая бессонница…

Он взглянул на напарника, и ухмылка медленно сползла с его лица.

— Ты что, Мотыга? Тебе плохо?

А Мотыга, замерев и уставившись в пустоту, прошептал:

— Сизый… Я слышу голоса…

Несколько мгновений в каюте царила тишина, которая для Мотыги была совсем не тишиной. Сизый мучительно старался избрать верную линию поведения. Он видел, что напарник не в себе и что здраво рассуждать и поступать сейчас Мотыга вряд ли в состоянии. Но Сизый не привык и бросать товарищей в пустоте — закон обжитого космоса, который никто никогда не вводил и никто никогда не отменял. Если бы не люди и не их извращенные нравы, во всей галактике соблюдался бы этот закон — даже по отношению к незнакомым разумным. Кроме, разумеется, врагов.