Игорь Осипов - Измеритель

– Надеть всем противогазы. Тимофеич, здесь остаешься, у тебя маски нет, а еще лучше отойди от греха подальше к отсекающей решетке. Мы позовем, если что надо будет.

Дождавшись, пока все наденут маски, а слесарь отойдет на безопасное расстояние, Василич открыл створку. Отряд встретила темнота. Когда помещение осветили фонарем, стало понятно, что это шлюзовая камера. Закрыв наружную створку, отряд открыл внутренние двери и зашел в просторное помещение. И… люди остановились, как вкопанные.

Тела. Множество мужчин и женщин разных возрастов. Все видимое пространство, освещаемое фонарями, заполняли мертвые тела. Десятки, если не сотни трупов лежали в разных позах по всему убежищу. Чаще группами, иногда по одному. У всех были одинаковые синюшные лица. Многие застыли с выражением полного ужаса в глазах, с руками, в последнем движении застывшими возле горла. Если бы не противогазы, люди задохнулись бы от концентрации трупного газа разлагающихся мертвых тел. Возле электрощита лежал молодой парень, в обожженных руках которого был зажат огнетушитель. Первому стало плохо Мите. Схватившись за маску противогаза, он рефлекторным движением попытался стащить ее. В последний момент Василич, схватив его за руки, увлек в сторону шлюза.

– Все, уходим отсюда, – глухо прогудел он через плечо в переговорное устройство маски, вытаскивая упирающегося молодого человека, все еще порывающегося стянуть себя противогаз.

Долго уговаривать никого не пришлось. Отряд, потолкавшись в дверях шлюзовой камеры, выскочил из убежища. Закрыв гермозатворы наружной створки шлюза, люди сняли маски. В свете фонарей их бледные лица приобрели неестественно сероватый, мраморный оттенок. Митю, еле стоящего на ногах, «чистило» около противоположной стены.

– Ну, что там? – задал вопрос подошедший Тимофеич.

– Трупы там. Сотни, наверное. Все задохнулись. Пошли назад. На сегодня лично мне впечатлений достаточно.

Подождав, пока Дима пришел немного в себя, все потопали в сторону «дома». Митя все еще не полностью очухался и еле-еле шел. Но любопытство все-таки взяло верх над внезапно пошатнувшимся здоровьем.

– Григорий Васильевич, а от чего же они задохнулись?

– Не знаю я, Дима. Может, пожар, а может, еще что. Слышал я, что есть автоматическая система пожаротушения, так вот, она при тушении выделяет какой-то ядовитый газ. Какое это имеет сейчас значение? Людей-то уже не вернешь.

Подходя к пролому, отряд издалека слышал глухие удары в стену.

– Ну вот, кажется, наши соседи, наконец, докопались. Осталось бетон пробить, – констатировал Тимофеич.

Появление в лазарете Надежды полностью бросило Максима в порок безделья. Нельзя сказать, что он и раньше был сильно занят, но мелкие дела по проведению санитарной обработки, а попросту говоря уборки, кое-как убивали еле-еле тянущееся время. Но застав его утром за этим нехитрым занятием с тряпкой в одной руке и банкой асептического раствора в другой, Надя, всплеснув руками, решительно все отобрала, заявив со знанием дела, что мужчина с тряпкой в руках выглядит так же нелепо, как женщина с отбойным молотком. Изотов не ожидал от юной девушки столь разумной философской мысли, но безропотно расстался с инструментом и емкостью и, чтобы не мешать, ретировался в основной зал.

Редкие пациенты не отнимали много времени, обращаясь за медицинской помощью лишь с мелкими травмами. Для их «чудодейственного исцеления» было достаточно помазать зеленкой больное место, ну, на крайний случай, перевязать. Единственным настоящим больным, достойным внимания медика, оставался Никита. Да и здесь становилось все меньше и меньше работы. Во-первых, благодаря молодому организму, больной стремительно шел на поправку. Теша самолюбие, Максим, конечно, считал, что это полностью его заслуга, но основной причиной был все-таки уход. А это и есть во-вторых: Надежда полностью отстранила кого-либо от ухаживания за Никитой и ревностно хлопотала над ним, как курица-наседка над цыпленком. При таком уходе Изотов не удивился бы, обнаружив при очередной перевязке вместо аккуратненькой культи вновь выросшую руку.

За последнее время убежище стало неудержимо перестраиваться. Люди переделывали огромные помещения, согласно своим представлениям о жилье. Изменения коснулись, прежде всего, большого зала. Вдоль огромного бывшего цеха в три ряда выстроились небольшие комнатки. Строительным материалом послужили длинные монтажные столы и оставшийся невостребованным крепеж для прокладываемого прохода. Два длинных коридора параллельно проходили сквозь все помещение. С одной стороны они упирались в импровизированный зал, который использовался как столовая и место для собраний, а с другой – в короткий поперечный проход, соединявшийся с зоной жизнеобеспечения и единственным сохранившимся выходом на поверхность. Под оружейку была отдана «дизельная», так как дизель-генераторы после подключения ветряков остались как резервные и в основном пребывали в заглушенном состоянии. Это решение оказалось весьма удачным. Дверь укрепили, в комнате были сооружены временные стеллажи (впоследствии решили принести из управления полиции настоящие), и по приказу начальника убежища все оружие, включая холодное, находилось там и выдавалось сталкерским группам только для экспедиций на поверхность.

Выходя из лазарета, Максим столкнулся в дверях с Сашкой Латышевым. Усердно пыхтя, он пер какую-то огромную картонную коробку. Но не коробка и не усердие, с которой он тащил ее в лазарет, поразили Изотова. Саню он не видел уже около двух недель. Как-то не сталкивались. Нет, конечно, он по-прежнему оставался тем же худым пареньком в нескладно сидящей на нем форме, но как изменилось лицо… нет, не лицо, а, пожалуй, взгляд. Это был взгляд не малолетнего салаги, а мужчины, знающего себе цену и посмотревшего в глаза смерти.

– Санька, не узнал, богатым будешь. Чего ты мне тащишь?

– Да вот, товарищ лейтенант сказал в лазарет. Это аптечки из машин.

– Спасибо. Когда же вы их набрали столько?

Саня почесал стриженый затылок:

– Так вот сейчас и набрали. Я же в сталкерской группе постоянно хожу на поверхность. Вооруженное сопровождение, так сказать.

– Ладно, ставь коробку за дверью, я потом разберу. Пойдем завтракать. Ты сегодня ел? – Саня отрицательно покачал головой. – Вот и расскажешь про поверхность.

Дородная тетушка выдала им по порции овсянки и поставила в толстенный «амбарный» журнал «галки» напротив фамилий. Новшество было введено, чтобы регистрировать выдачу пищи. После некоторого осмысления ситуации по распределению пайков руководство решило не изобретать велосипед, а возродить из небытия систему трудодней времен военного коммунизма. Был составлен перечень работ: высшим поощрением, конечно, считались работы на поверхности, затем работы в туннеле и последними по приоритетности – работы внутри убежища. Но, несмотря на появление списка, голодных среди людей не было – еды пока на всех хватало.