Роман Злотников - Обреченный на бой [litres]

Стол накрыли на улице. После того как все доложили о том, что еще осталось сделать, Грон отхлебнул дожирского и задумался: как всегда, не хватает последней ночи. Он оглядел свой штаб.

— Значит, так, парни. Сколько бы мы ни собирались, всегда останется что-то, чего мы не доделаем. В поле за фермой, у костров, живет почти три сотни человек. Завтра Яг, Сиборн, Ливани, Хирх, Йогер и Дайяр отправятся туда. Будете отбирать себе десятки.

Послышались возгласы — кто радовался, кто выражал сомнение, а Грон повернулся к Дорну, который смотрел на него обиженно-удивленно.

— Сегодня я расскажу вам, куда мы пойдем.

Все тут же притихли.

— Если идти на север, после Роула будет город Фарны, затем Алесидрия. Дальше только пограничные гарнизоны. Но за ними лежит страна, имя которой — Атлантор. Мы должны дойти до нее за два года. Нас будет несколько сотен, возможно, тысяча. Там будет наш новый дом. — Грон замолчал, давая всем возможность осознать, как далеко отсюда они окажутся, потом обратился к Дорну: — Ты вместе с Угромом и кузнецами выедешь в Роул. Будете ковать оружие. Там найдешь оружейников и будешь ждать нас. За зиму мы должны изготовить новый доспех. — Он повернулся к Якиру. — Ты пойдешь с ним. Зиму проведем в Роуле, на фермах, — нужно запасти продукты, котлы и построить печи.

Некоторое время все молчали, потом подал голос Ливани:

— Мне бы надо завтра быть в порту. Ждут судно с канатами с Тамариса.

За ним заговорили остальные. У всех на завтра нашлось дело. Грон насупился, потом кивнул:

— Хорошо, но завтра последний день. Все, что не успеете, — бросить. Через четверть вы представляете мне свои десятки, и с началом следующей четверти уходим. Всем остальным можете объявить, что они могут попытать счастья в Роуле через год. Там мы примем человек триста-четыреста.

Отряд шел уже полторы луны. Парни гоняли свои десятки. Все было похоже на то, как они начинали сами. Перед отходом Сиборн отыскал здоровенный дуб и срубил его, обрубив сучья. И вот уже больше сорока дней десятки попеременно волокли дерево по крутым холмам и спускам, перетаскивали через речки и овраги, матеря про себя своих командиров. Шли они по полдня, а потом начинался финиш. Вечером десятки доползали до своих костров и, злясь и удивляясь, наблюдали за тем, как после тяжелого марша и изнурительных занятий десятники вместе с Гроном делали растяжку, садились на шпагат и молотили конечностями по стволу дуба. Либо, яростно ощерив рты, сходились в отчаянной схватке друг с другом.

Каждый десятник имел по два коня. Но днем шли, привязанные к задку телег, которые вели наемные возницы, и только к вечеру, когда изнуренные не столько маршем, сколько занятиями бойцы валились с ног, кто-то из десятников садился на коня и объезжал лагерь.

К исходу первой луны их отряд уменьшился на семь человек, а Сиборна и Яга пытались зарезать. К сегодняшнему дню отстали еще двое. Но остальные мало-помалу начали втягиваться. Сам Грон каждое утро вскакивал на коня и уезжал куда-то. Когда через три-четыре часа он возвращался, то его ждал котелок с остывающим завтраком и пустой лагерь. Отряд уже уходил вперед. Грон ел, давал пару часов отдыха коню и рысью догонял отряд. Появлялся он на обеденном привале, сопровождаемый любопытными взглядами. Вчера он решил, что пора начинать работать с остальными. Поэтому сегодня Грон впервые решил устроить выходной. Десятки как раз прибежали с утренней пробежки, он выстроил отряд и объявил о своем решении. Шеренги глядели на него выжидательно, будто не веря, что в этом походе может быть что-то, кроме изнурительных тренировок. Сиборн окинул взглядом настороженные лица, ухмыльнулся и дал команду разойтись. Десятники подошли к Грону:

— Нам ты не давал дней отдыха первые три луны.

— И сегодня тоже не дам, — заявил Грон. — Вы нужны мне на весь день, поэтому сегодня десятки останутся без командиров. — Он помолчал. — Сегодня мы начнем заниматься вольтижировкой.

— А что это? — осторожно спросил Яг.

— Увидишь, — улыбнулся Грон.

Они отъехали на пару миль в сторону, к ближайшему леску. Грон слез с лошади и нарубил длинных и гибких веток. Потом связал лозу в пучки, срубил и заточил колья, расставил в один ряд, предварительно привязав к ним готовую лозу. А чуть поодаль повесил кольцо размером с ладонь, сделанное из гибкой ветки. Затем срубил высокое молодое деревце, тщательно очистил его от сучьев и веток и, заострив конец, воткнул его в землю в конце ряда лозы. Закончив приготовления, он повернулся к своим ребятам, молча наблюдавшим за его приготовлениями, и произнес:

— Смотрите.

Вскочив на коня, он отъехал на тридцать-сорок шагов и обнажил меч. Сердце бешено колотилось. Он никогда особенно не блистал в кавалерийской науке, хотя учителя были прекрасные. Когда он еще служил во Львове, то командиром оперотряда там был капитан Заволуйко, родом из кубанских казаков, лихой рубака и ярый кавалерист. Мог рубить на скаку одновременно обеими руками. На полном галопе с двадцати метров разбивал из нагана шеренгу глиняных крынок и мог пролезть под брюхом скачущего коня с шашкой в зубах. Погиб он тоже на коне, на полном скаку поймав грудью автоматную очередь.

Грон дал шенкеля, и конь прыгнул вперед, переходя на галоп. Грон откинул руку назад, вспоминая забытое ощущение того, как сила стекает с руки на лезвие клинка, а лезвие становится продолжением руки. За шаг до первой лозы вскинул руку в резком замахе и, поймав ритм, рубанул. Галопом пройдя лозу, он на скаку выдернул очищенный ствол и, резко развернув лошадь, поскакал обратно, уперев тупой конец ствола в ступню правой ноги. За три шага до кольца он подкинул ствол, развернул острием вперед и, резко выбросив руку, надел кольцо на заостренный конец. Когда он шагом подъехал к ребятам, те встретили его несколько ошеломленными взглядами. Потом Яг негромко произнес:

— Я чувствую себя как после первого дня в базарной страже.

Ливани хмыкнул и, вытащив меч, пошел рубить лозу, на ходу бросив:

— Когда твой зад превратится в одну большую мозоль, а селезенка — в большой синяк, возможно, и ты сумеешь так же.

Через две четверти Сиборн, первый из всех, прошел всю линию, срубив всю лозу и поддев кольцо деревянной пикой.

А в начале третьей четверти их попытались отравить.

Что их спасло, кроме Божьего Промысла, представить было трудно. Они остановились на обеденный привал у чудесного источника, бьющего из скалы и падающего небольшим водопадом в маленькое круглое озерцо, локтей восемь в окружности. Когда дали команду: «Разойдись», один из бойцов, худой чернявый венет Оерт, не выдержал и с разбегу плюхнулся в озерцо. Народ был сильно возмущен, поскольку никто еще не набрал воды для котлов, но Оерт в ответ на вопли и ругань только блаженно щурился и орал, что он уже луну не мылся и чувствует себя вонючей пустынной крысой, так что лучше всем заткнуться и прыгать к нему, а воду можно набрать прямо под струей водопада. Народ уже начал раздеваться, как вдруг Оерт зашипел и принялся чесаться, потом выскочил из воды и начал судорожно драть кожу, вопя и извиваясь. Все очумело смотрели на него. А Оерт, уже отчаянно крича, упал на землю и начал биться в судорогах. Его кожа приобрела синюшный оттенок, на губах выступила пена, его судороги стали непрерывными, еще через несколько мгновений он захрипел, дернулся последний раз и затих. Грон рявкнул: